— Я слышала, — осторожно произнесла миссис Сазэрленд, — что его светлость желает найти воспитателя для его малой светлости.
— Будет не… трудно также найти гувернантку для леди Жани, — добавила Пепита.
— Это правда, — согласилась миссис Сазэрленд. — И все-таки она не будет их тетей. Как мы всегда говорим: «Родная кровь — не вода!»
— Я должна уехать! — сказала решительно Пепита. — Поэтому, пожалуйста… помогите мне… и обещайте, что не скажете ни слова никому в замке.
— Я обещаю, если вы просите, но как вы сможете уехать без того, чтобы кто-нибудь не знал об этом?
И тогда Пепита поведала миссис Сазэрленд о своей идее относительно судна, которое доставит ее в Эдинбург.
— Я порасспрошу, кто может направиться туда, мисс, — пообещала миссис Сазэрленд. — Сама-то я никогда не уезжала далеко от замка, но в поместье есть люди, бывавшие и на Севере и на Юге, хотя я никогда не интересовалась, как они добирались туда.
Пепита коротко рассмеялась, но в смехе этом слышались слезы.
— Здесь малый мир, существующий сам по себе, миссис Сазэрленд, и вы счастливы, потому что принадлежите ему.
Говоря это, она думала, что единственное, чего она желала бы, — это остаться здесь с Торквилом и жить в его замке, забыв обо всем на свете.
За недолгое время пребывания в Шотландии она постигла, каким образом люди могут довольствоваться лишь своими заботами, охотой и близостью членов клана, сплотившихся вокруг своего вождя, и быть счастливыми, не завидуя внешнему миру.
Здесь у каждого столько дел, и с ними легко справляться, потому что рядом кровные братья, которые живут теми же интересами, стремятся к одной цели и чувствуют радость от этой общности, чего Пепита не находила в Англии.
Если б она была шотландкой из клана Мак-Нэирнов, она стала бы одной из них, и они проявляли бы и участие и позаботились о ней.
Тогда она не испытывала бы чувство одиночества, и огромный мир не был бы для нее чуждым пространством, в котором ей не к кому обратиться.
Она вспомнила, как Рори сказал, повторяя слова отца, что вождь является отцом клана, и именно отцом для своих людей был герцог.
Когда-нибудь Рори займет его место, и он будет принадлежать этим людям, как они будут принадлежать ему.
«Шотландцы так счастливы, очень счастливы», — завидовала им Пепита.
Но, как голос судьбы, в ее памяти снова всплыло, что они «ничего не забывают».
Девушка чувствовала неимоверную усталость, но никак не могла уснуть после ухода миссис Сазэрленд.
Она знала лишь одно: она должна уехать, и все, что дорого ей, все, что она любит, нужно оставить.
Мысль о разлуке с Торквилом разрывала ей сердце.
А сколько еще боли принесет ей разлука с Рори и Жани!
Они были ее единственными оставшимися родственниками, и она настолько ощущала их частью себя, что расставание с ними было подобно утрате рук.
От трепетного пламени в камине возникали странные тени; они словно безумные метались по большой комнате, и ей казалось, будто они полны призраков, явившихся из прошлого, чтобы поведать ей о мужчинах и женщинах, некогда спавших здесь и страдавших, как страдает она.
Но они по крайней мере принадлежали к клану владельцев замка и знали: где бы они ни оказались, хоть на краю земли, там всегда будет кто-нибудь из их рода, чтобы принять их и протянуть руку помощи.
«Есть ли кто на свете более одинокий, чем я?»— с жалостью к себе вопрошала Пепита.
И горькие слезы вновь подступили к глазам, от чего комната вместе с пляшущими тенями поплыла перед ней, вызывая головокружение.
И тут она услышала, как открывается дверь.
Сначала она подумала, что это Жани идет к ней из соседней комнаты.
Но затем поняла — открывается дверь в коридоре, и поразилась, увидев вошедшего.
Торквил закрыл за собой дверь и подошел к ее кровати.
— Почему… ты… здесь… что… случилось? Она говорила тихим голосом, боясь, что произошло нечто страшное.
— Я должен был увидеть тебя, моя любовь, — признался он.
— Я чувствовал, что нужен тебе, и подумал — может быть, зря — что ты несчастна сейчас.
Пепита замерла от изумления.
Конечно, он обладает интуицией, так же как она; интуиция подсказывает ему то, чего не чувствуют другие.
Он стоял, глядя на нее, озаренную светом камина, затем сел на край кровати и взял ее руку.
— Ты так прекрасна! — молвил он нежно. — Я пытался представить, какой длины твои волосы. Теперь я вижу их.