87 
— В частности, — сказал Рыбкин, — А вы почему?
— Вам еще добавить? — спросила она, — Окрошку вообще хорошо в жару. Или уже картошку давать?
— Можно и картошку, — сказал Рыбкин. — Ну, значит, у вас был муж-бизнесмен, а потом вы расстались. Неужели ваш муж мог бросить такую женщину?
— Фотографии у вас получаются лучше, чем комплименты, — сказала Алла. — Чай пойдем пить в комнату, я на кухне не люблю пить чай, это все же церемония.
Они прошли в комнату; собака вылезла откуда-то из-под стула, прошлепала за ними и залезла под стол. Алла открыла крышку пианино и, не садясь, пробежала пальцами по клавишам. Потом взяла несколько нот голосом, который оказался у нее хотя и не сильным, но мелодичным и точным, закрыла крышку, села напротив гостя и разлила чай. Он смотрел на нее восхищенно и молча ждал.
— Понимаете, в чем дело, — сказала она, — это сольфеджио. Тут нельзя сфальшивить. Может быть, это немножко как на ваших фотографиях. Если соврешь, то просто ничего не будет. А бизнес — это такая штука, где нельзя не лгать. Увы, увы. Муж к этому как-то привык, хотя до этого работал в науке, а я так и не смогла. Вернулась к сольфеджио. Муж оставил мне эту квартиру, сын остался с ним в бизнесе, собака со мной, ну вот и все.
— Понятно, — сказал он, размешивая сахар в чашке. — Есть такие вещи, в которых нельзя соврать. Вот, например, в фотографии. Только деньги платят чаще всего не за это.
— Вы в прошлый раз так хорошо говорили о встречах, — сказала Алла, — Это страшно важно, кто с кем встретился, почему именно они, случайно все это или нет. Или мы сами потом делаем случайное неслучайным? А ведь есть еще тема расставания: оно закономерно?
— Расставания нет, — убежденно сказал радиоинженер, и стало понятно, что сам он тоже много думал об этом, — Если встреча уже была и ее момент запечатлен, то расставания просто не может быть. Вот я — щелк! — он показал пальцами, — И это уже навсегда. Вот, например, мы никогда не расстанемся… Я имею в виду не конкретно лично нас с вами, хотя мне, может быть, именно этого больше всего и хотелось бы, а нас всех, четырнадцать присяжных. Вы понимаете, о чем я говорю?
— Да, конечно, — сказала она, но с какой-то прохладцей.
Пятница, 7 июля, 11.00
Актриса отметила, что Лудов в стеклянном аквариуме сегодня выглядел как будто даже празднично: в белой рубашке, поверх которой был зачем-то в такую жару натянут свитер. Приглядевшись, она догадалась, что рубашку под свитером ему в изоляторе погладить было негде, а он считал, что пусть будет жарко, но эту сцену он должен отыграть в белой рубашке, чего бы это ему ни стоило. Молодец, жалко, что теперь не удастся досмотреть до конца, хотя говорят, что моряки надевали белые рубашки перед тем, как идти ко дну, надо уточнить у Океанолога, подумала Актриса, и, скорее всего, с этим все будет точно так же.
— Итак, подсудимый, — сказал Виктор Викторович, а он сегодня выглядел как раз неважно, — вы хотели дать суду подробные показания по эпизоду убийства. Но нам придется в таком случае возвращаться и сравнивать их с вашими показаниями на следствии. Или они в основном совпадают?
— Они будут сильно отличаться, — сказал Лудов.
— Ну, пожалуйста, — сказал судья, — Том с прежними показаниями у вас, Эльвира Витальевна? А адвокат будет следить по своим записям, если вы не против.
— Я хочу пояснить, что с Александром Пономаревым мы знакомы очень давно, — начал Лудов, и речь его потекла так привычно и плавно, как будто он делал доклад на ученом совете. — Были периоды, когда мы дружили, он бывал у меня дома. — Лудов посмотрел на мать, сидящую в зале, но не так, как будто спрашивал у нее подтверждения, а как будто с грустью, — Мы познакомились в Институте стран Азии и Африки, куда я поступил в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году, а он был на два курса старше. Мы играли в баскетбол за институт на первенствах МГУ года до восемьдесят восьмого, но потом он куда-то исчез, и я не видел его до девяносто первого…
Присяжные слушали очень внимательно и торжественно, Роза даже перестала принимать свои sms, а Шахматист оторвался от журнала.
— …Я могу и гораздо подробнее рассказать, я это все в следственном изоляторе по памяти восстановил, но там не все одинаково важно. В девяносто первом году Саша нашел меня в Китае, я работал переводчиком и специалистом в одном из наших торговых объединений, а у него язык был вообще-то арабский, и я еще удивился, что он делает в Китае. Он сказал, что приехал со специальной миссией и что он работает в КГБ СССР, в каком-то особом отделе, я потом узнал его номер — четырнадцатый.
87 
