Он слегка замялся.
– Да нет, я сам хотел там жить. Чтобы хоть изредка на тебя смотреть. – Он прокашлялся, покраснел и выпалил: – Там на старой яблоне чудесный наблюдательный пункт… – Она выдернула руки и с негодованием погрозила ему пальцем, но он раскаиваться не собирался. Хмуро добавил: – Вообще-то я хоть и обещал оставить тебя в покое, но не смог, все равно за тобой следил. Все это время. Но не подходил. Не хотел мешать.
– Как? – Она приоткрыла рот от изумления. – Я ничего не замечала. Специально постоянно оглядывалась: твоей машины не было.
– Я ее поменял. – Максим сконфуженно поежился, боясь вспышки справедливого негодования. – На жигуленка последней модели. С тонированными стеклами, чтобы не пугать тебя. Старался быть незаметным. Иногда ехал за тобой. Или сидел в машине у дома. Порой видел, как ты заходила или выходила. Тогда это был праздник.
У нее заныло сердце. Недаром у нее не проходило ощущение, что он где-то рядом! Она приложила прохладные ладони к горящим щекам, стараясь охладить внутренний жар.
– Но ведь я же сказала тебе в больнице, что это не мои дети и не мой муж…
Он огорченно развел руками:
– Не поверил, прости! Думал, что ты в наркотическом дурмане. Ты тогда столько нелепостей городила. То с халатом моим желала познакомиться, то врача считать учила… Я был уверен, что и про мужа с детьми ты тоже временно забыла. Очнешься – выгонишь меня к чертовой матери… – Он старательно проглотил мешающий дышать комок в горле и рассудительно добавил, проявив несвойственную ему прежде мудрость: – Но знаешь, сейчас я думаю, что нам нужно было пройти через все это, чтобы разобраться в себе, своих чувствах. Мне – элементарно повзрослеть. Стать наконец мужчиной. Понять, что такое любовь. Ты ведь мне часто об этом говорила. Правильно?
Подняв глаза на Макса, она встретилась с его беспокойным взглядом.
– Да, наверное. Я тоже за это время многое поняла.
– Например? – Это единственное слово далось ему с трудом. Голос прозвучал тяжело и напряженно.
Ксения прямо призналась, не желая больше его мучить:
– Я поняла, что влюбилась.
Он напряженно уточнил:
– Просто влюбилась?
Она затрепетала, но честно призналась:
– Нет, не просто, – и с трудом добавила три очень нелегких, ко многому обязывающих слова: – Я тебя люблю.
Он порывисто встал, не выпуская ее из рук. Мягко попросил:
– Милая, пойдем в дом?
Она поняла, что это значит, но согласилась с радостью и спокойствием.
Зайдя в сени, он повернулся и плотно закрыл дверь на задвижку:
– Чтобы никто не помешал!
Осторожно положил драгоценную ношу на кровать и нежно помог снять сарафан. Потом стянул купальник.
Она оказалась перед ним обнаженной и лихорадочно повернулась за простыней, чтобы прикрыться. Он бережно задержал ее руки:
– Не надо, зачем? Ты такая красивая!
Максим присел рядом и бережно, как сокровище, обвел руками контуры ее тела. Она замерла. Он наклонился и лизнул ее напрягшийся сосок. Выражение лица у него было восторженное, как будто он смаковал вкуснейшее лакомство. Ее напряжение исчезало от его мягких ласк, как усталость после прохладного душа в жаркий летний день.
Он неуловимым движением скинул шорты и лег рядом. Обеспокоенно спросил:
– Не боишься?
Вместо ответа, она обняла его за шею и подставила лицо. Он не преминул воспользоваться полученным разрешением. Стараясь не причинить любимой боли неистовым напором, с трудом сдерживаясь, начал бережно целовать ее сначала в губы, потом в маленькую ямку в основании шеи. Все ее тело пришло в волнение. Его возрастающая жадная властность ясно показала, что он тоже понемногу теряет над собой контроль. Руки Макса начали все быстрее блуждать по ее обнаженному телу, глаза потемнели.
Руки ползли ниже, оглаживая и лаская все, до чего могли дотянуться, даже самые маленькие участочки ее тела, а рот в это время был плотно прижат к ее рту. Наслаждение все больше и больше захватывало ее. отключая сознание.
Когда его руки добрались до бедер, она широко раздвинула ноги и выгнулась под ним в молчаливом призыве.
Он осторожно лег на нее, перенеся тяжесть тела на локти. Она закинула руки ему на спину и обхватила бедра ногами. Максим охнул и, не в состоянии больше ждать, медленно проник в нее. Замер перед мягкой преградой, но, сцепив зубы, рванулся вперед, порвав ее.
Девушка застонала. Резкая боль остудила желание и заставила широко открыть глаза. Он сочувственно побледнел и приподнялся, стараясь облегчить ее боль. Сдавленно прошептал: