– Одна из тех женщин, которые после секса чувствуют прилив энергии.
– У меня никогда раньше после секса не было никакого прилива энергии, – сказала я, аккуратно складывая одежду на стул. Однако, посмотрев на себя со стороны, я покорно признала: – Сейчас, правда, у меня такое чувство, будто я могу пробежать десять миль.
Гейдж улыбнулся:
– Есть у меня кое-какие мысли насчет того, как тебя утомить. К сожалению, я не предполагал такого развития событий, как сегодня вечером, а потому имел при себе только один презерватив на случай ЧП.
Я присела на краешек кровати.
– А я ЧП?
Он привлек меня к себе и перевернулся на спину, так что я оказалась распростертой на нем.
– С самой первой минуты, как только я тебя увидел.
Улыбнувшись, я поцеловала его.
– А знаешь, ведь у тебя есть презервативы, – сообщила я. – Я нашла несколько штук в ванной, когда раскладывала здесь свои вещи. Но я не решилась вернуть их тебе, это было бы как-то неловко. Поэтому я просто оставила их лежать там, где они лежали. Так что мы с тобой все это время делили один ящик.
– Мы, значит, все это время делили ящик, а я об этом ни сном ни духом?
– Теперь можешь получить свои презервативы назад, – великодушно предложила я.
Его глаза заблестели.
– Благодарю вас.
Этой ночью обнаружилось, что я вовсе не бездарна в постели и более того – я самый настоящий феномен. Чудо природы, как выразился Гейдж.
Мы распили бутылочку вина, вместе приняли душ и снова занялись любовью. Наши поцелуи были ненасытны, будто мы целовались впервые. К утру мы с Гейджем Тревисом прошли почти всю азбуку распутства. По меньшей мере в девяти штатах наши упражнения сочли бы противозаконными. Казалось, не существовало ничего такого, что не нравилось Гейджу или что он не желал бы делать. Он был на редкость терпелив и ко всему подходил с такой основательностью, что я в итоге чувствовала себя так, будто меня разобрали на части и собрали по-новому заново.
Усталая и удовлетворенная, я уснула, свернувшись калачиком у Гейджа под боком, и открыла глаза, когда в окно стал пробиваться слабый, бледный утренний свет. Я почувствовала, как Гейдж рядом зевает, ежась и потягиваясь. Все казалось слишком чудесным, чтобы быть правдой, – и тяжелое мужское тело рядом, и легкая саднящая боль, и ломота во всем теле – напоминание о ночи любви. И рука, легко покоившаяся на моем голом бедре. Я вдруг испугалась, что он сейчас исчезнет, мой нежный любовник, совсем недавно обладавший мной, а на его месте окажется тот чужой и далекий мужчина с холодным взглядом, которого я когда-то знала.
– Не уходи, – прошептала я, взяв его за руку и крепче прижимая к себе.
И тут же почувствовала в теплом со сна изгибе своей шеи его расползающиеся в улыбке губы.
– И не собираюсь, – ответил он, обнимая меня.
Хьюстонцы любят все делать с размахом, и новоселье в особняке в Ривер-Оукс не исключение. Благотворительный праздник в доме Питера и Саши Легран, назначенный на субботний вечер, отличался от многих других, проходивших в это же время мероприятий тем, что в список его приглашенных хотел попасть каждый. Ответственный сотрудник нефтяной компании и его жена, член муниципального совета, воспользовались случаем продемонстрировать обществу во всей красе свой новенький особняк – итало-средиземноморский дворец с десятком античных портиков, вывезенных из Европы, и с занимавшим весь второй этаж бальным залом в три тысячи шестьсот футов.
Тревисы, разумеется, были приглашены, и Гейдж позвал меня с собой. Это вам не простое второе свидание. Издание «Кроникл» в разделе, посвященном светской жизни, опубликовало фотографии этого особняка, в том числе четырнадцатифутовой люстры работы Чихули в главном холле. Потрясающее творение из стекла напоминало букет гигантских полураскрытых синих, янтарно-желтых и оранжевых цветов.
Празднество, устраиваемое в поддержку благотворительного фонда искусств, посвящалось опере, а это означало, что развлекать зрителей будут певцы Хьюстонской оперы. Я плохо разбиралась в этом деле и почему-то воображала себе певцов в шлемах викингов и с длинными косами, с голосами такой мощи, что от них, как от ветра, у публики развеваются волосы.
Оформление каждой из четырех ниш в главном холле было посвящено какому-то одному из известных оперных театров Венеции или Милана. На заднем вымощенном дворе специально для торжества построили настилы на возвышении с буфетами, где гостям предлагались традиционные блюда из разных регионов Италии. Отряды официантов в белых перчатках готовы были исполнить любое желание гостей.