– У меня тоже.
Я уселась в кожаное кресло возле дивана. Стильное – в форме куба, заключенного в блестящую хромированную раму, – оно оказалось неудобным.
– Это, наверное, плохо?
Он покачал головой:
– Для того чтобы определить, подходит тебе человек или нет, много времени не нужно. А если нужно, то значит, ты либо тупой, либо слепой.
– Или встречаешься с броненосцем.
Гейдж с недоумением глянул на меня:
– Простите?
– Я хочу сказать, с тем, кого трудно раскусить с первого раза. С замкнутым и закованным в крепкую броню.
– И таким же страшным?
– Броненосцы не страшные, – рассмеялась я.
– Они – пуленепробиваемые ящерицы.
– По-моему, вы – броненосец.
– Я не замкнутый.
– Но в крепкой броне.
Гейдж задумался над моими словами. И через какое-то время коротко кивнул, признал-таки мою правоту.
– За пару консультаций у психоаналитика, где я узнал, что такое «проекция», рискну утверждать, что вы тоже броненосец.
– Что значит проекция?
– Это значит, что вы переносите присущие вам качества на меня.
– Боже мой, – ахнула я, поднося к губам бокал. – Неудивительно, что ваши романы с женщинами были коротки.
От его медленной улыбки у меня руки покрылись мурашками.
– Расскажите, почему вы расстались со своим последним бойфрендом.
Видно, моя броня была вовсе не такой крепкой, как мне хотелось бы, потому что в голове у меня тут же оформилась правда – мой бывший бойфренд был шестьдесят восемь, – но сообщать об этом Гейджу я, само собой, не собиралась. Щеки у меня запылали. Когда краснеешь, самое скверное в том, что чем больше пытаешься не краснеть, тем больше смущаешься. И вот я сидела перед Гейджем, красная как рак, силясь придумать, как бы ответить ему, чтобы это выглядело как можно более небрежно.
А Гейдж, черт его побери, казалось, заглядывал мне в самое сердце и читал мои мысли.
– Интересно, – тихо произнес он.
Сделав недовольное лицо, я поднялась и повела в его сторону рукой с бокалом:
– Допивайте воду.
– Слушаюсь, мэм.
Я прибралась в кухне, навела там порядок и все это время мечтала, чтобы он переключил телевизор на другую программу с каким-нибудь шоу. Но он продолжал следить за тем, как я брызгаю «Уиндексом» кухонные стойки, словно мои движения его зачаровывали.
– А кстати, – заметил он как бы между прочим, – я ведь понял, что вы не спите с моим отцом.
– Тем лучше для вас, – отозвалась я. – И что же помогло вам сделать такой вывод?
– То обстоятельство, что я должен приезжать к нему по утрам помогать мыться. Были бы вы его любовницей, вы бы сами ему помогали.
Клецки были готовы. Не найдя половника, я воспользовалась мерной ложкой, чтобы разлить суп в квадратные миски. Выглядело это странновато – сваренная целиком курица с клецками в ультрасовременной посуде. Но пахло просто божественно, и я поняла, что это одна из самых удачных моих попыток. Решив, что Гейдж скорее всего слишком слаб, чтобы сидеть за столом, я поставила миску перед ним на кофейный столик из фацетированного стекла.
– Вам, верно, обременительно приезжать к отцу каждое утро? – спросила я. – Вы тем не менее никогда не жалуетесь.
– Моя боль пустяки по сравнению с папиной, – ответил он. – Кроме того, я это рассматриваю как свой долг перед ним. Он со мной здорово намучился, когда я был помоложе.
– О, в чем в чем, а в этом-то я не сомневаюсь. – Я, как восьмилетнему ребенку, заткнула ему за ворот футболки кухонное полотенце. Мое прикосновение было совершенно случайным, но когда мои пальцы слегка задели его, я ощутила, как у меня где-то в животе, словно светлячки, запульсировали горячие искорки. Я вручила ему ложку, до середины наполненную тарелку и предупредила:
– Смотрите не обожгитесь.
Он зачерпнул ложкой дымящиеся клецки и осторожно подул на них.
– Вы тоже никогда не жалуетесь, – заметил он. – На то, что вам приходится быть матерью младшей сестре. Можно догадаться, что именно из-за нее по крайней мере несколько ваших романов оказались непродолжительными.
– Да. – Я тоже взяла себе миску с супом. – Но это даже хорошо. Не пришлось терять время попусту бог знает на кого. Если парень боится ответственности, он нам не годится.
– Зато вы никогда не знали, каково это – быть свободной и не связанной детьми.
– Я никогда не жалела об этом.
– Вот как?
– Правда. Каррингтон... она самое лучшее, что есть в моей жизни.