Последние отзывы

  81  

– Ага… – говорю. – Постерегите вещи, а то я сейчас описаюсь!

Бросаю им сумку, гитару и ходу в туалет!

Возвращаюсь, стоят над моими шмотками. Эдька покуривает, Нартай в одной руке держит пакет, наверное, с едой, второй рукой от дыма отмахивается.

– Ну, не люблю я этого, не люблю! – снова влез Нартай. – Он же одну за другой смолит!.. Лучше бы выпивал, как я.

– Господи! Да уймись ты… Дай досказать-то! – снова оборвала его Катя. – Ну, познакомились… Я их уже видела, они – меня. Рассказала я им в трех словах про себя, про Джеффа. Они так поглядели друг на друга, поглядели и говорят:

– Ладно, Катерина. Поехали с нами. Сегодня переночуешь у нас, а завтра что-нибудь придумаем. Здесь тебе, конечно, оставаться нельзя.

– А вы-то чего сюда забрели? – спрашиваю.

– Мы после работы пришли сюда какой-нибудь жратвы на ужин купить. А отсюда прямо на метро и домой…

Тут, что есть – то есть… В субботу и воскресенье или после шести часов вечера, когда все магазины закрыты, на Хауптбанхофе можно купить все, что твоей душе угодно. Раза в полтора-два дороже, но – никаких проблем.

– А где же твой реквизит? – спрашиваю. – Я видела ты всегда с чемоданом на Мариенплац приезжал…

– А чемодан и есть мой реквизит. Я его теперь в одном ресторанчике оставляю. У меня там кельнерша знакомая появилась, вот она и договорилась с хозяином этого кабачка.

– Пять марок хозяину – и все дела, – говорит Нартай. – Зато не надо его с собой таскать семнадцать километров туда и семнадцать обратно.

– Это вы так далеко живете? – удивилась я.

– Что ты!.. – говорит Эдик. – Разве это далеко? Двадцать пять минут на С-бане…

– И там два с небольшим километра от станции, – добавляет Нартай и говорит так строго: – Все! Кончаем чирикать. Поехали. Ты, Екатерина, держи пакет с харчем, мне давай гитару, а свою сумку – Эдику. Он у нас лось здоровый!..

Сели в электричку, покатили. Разговорились помаленьку. Оказалось, что мы с Эдиком в один день в Мюнхен прилетели. Только он из Москвы, а я из Израиля.

– И на кой тебе черт Израиль нужен был? – спрашивает меня Нартай. – Чего тебе в Ленинграде не сиделось?!

– А тебе зачем Германия понадобилась? – спрашиваю я его.

– Мне Германия была совершенно ни к чему! Я здесь – случайно.

– А я там была случайно… – отвечаю я ему.

Ну, не вступать же в длинные объяснения, оправдания, споры?

– Хорошо поговорили, содержательно, – смеется Эдик.

Я обращаю внимание на руки Нартая – грязные-прегрязные, какие-то потрескавшиеся, со ссадинами, с чернотой вокруг ногтей.

– Что у тебя с руками?

– Не отмываются.

– А ты с мылом пробовал?

– Довольно старая хохмочка, – говорит Нартай.

– Это руки труженика и пролетария, – вступается за него Эдик. – В радиусе десяти километров от нашего хутора Нартайчик известен, как великий механик по всем сельхозмашинам и тракторам любой конструкции! Кулибин, Ползунов, Вестингауз, а также Томас Альва Эдиссон в сравнении с ним – просто маленькие дети.

…Когда шли уже от станции по лесной тропинке, я сказала Эдику:

– Слушай, ты же неплохо зарабатываешь. Вокруг тебя всегда толпа, какая мне и не снилась! Неужели ты не можешь заработать на старенький автомобиль? Вы же так далеко живете…

Эдик рассмеялся и сказал загадочную для меня тогда фразу:

– Я тут подрядился было на одно дельце, чтобы заработать на машину, но в качестве гонорара получил Нартая.

По лесной тропинке Эдик шел впереди, за ним я, за мною – Нартай. Темень, треск сухих веточек под ногами, луна еле-еле голубовато посверкивает сквозь кроны деревьев…

– На меня нечего бочку катить, – сказал Нартай. – Я здесь ненадолго. Так что тебе все равно о машине надо думать… Кстати, не грех бы еще разок в консульство наведаться. Мы завтра не работаем на Мариенплац?

– Нет.

– Шён гут! Я тогда завтра с утра возьму твой велосипед и уеду к Зергельхуберам на озеро. Я им еще на прошлой неделе обещал перебрать их дизелек на сейнере. А то он у них совсем не тянет. Зергельхубер уже купил весь ремонтный комплект – вкладыши, поршни, кольца. Лишь бы там коленчатый вал не пришлось растачивать… Я до обеда там поработаю, а к трем часам двинем в город. О'кей?

– О'кей, о'кей… – говорит ему Эдик. – А как ты договорился с этим капиталистом от рыбного промысла?

– Он обещал сто пятьдесят марок.

– А такой ремонт стоит около тысячи. Если не больше.

  81