Сэм оставил Молли лишь на пару секунд, чтобы снять брюки, и снова оказался с ней рядом. Он вновь мягко вдавливал ее в пуховый матрас, целовал ей губы, щеки, покусывал мочку уха, сводя с ума страстью.
Ее гладкую кожу щекотали волосы на его груди. Молли ощущала твердость мужской плоти, так настойчиво прижимающейся к ней. Мужественность дополнялась женственностью. Молли ощутила пьянящую влагу где-то глубоко внутри своего тела.
Когда Сэм опустил голову и зажал отвердевший сосок между зубов, Молли вскрикнула от восхитительных ощущений. Его губы, казалось, были везде, вызывая трепет и желание ответить на ласки ласками. И Молли отвечала. Она целовала ему лицо, щеки, уголки губ…
Ее привлекала его массивная шея — твердые мускулы, бьющийся родничок пульса. Она легонько укусила Сэма за ухо и услышала, как он застонал, и Молли пришла в восторг от упоения своей властью над этим мужчиной.
К тому времени, когда Сэм накрыл ее своим телом, Молли вся трепетала, умоляя его сделать что-нибудь, хотя она сама не знала, о чем просит.
— О, пожалуйста, Сэм! — шептала она. — Пожалуйста…
Горная река желания бурлила в ее жилах, тело горело неукротимым пламенем.
Сэм застонал, водя руками вдоль ее бедер, лаская пальцами низ живота. Между ног у Молли было влажно. Как и почему, откуда взялась эта влага, она не знала, но чувствовала, как жидкость с мускусным запахом растекается по ногам.
Когда рука Сэма ласкала ей низ живота, реальность отступала, и головокружительные ощущения блаженства уносили Молли куда-то в вышину.
Сэм раздвинул коленом ей ноги и коснулся лона своей пульсирующей плотью, попробовав скользнуть внутрь. Ей захотелось, чтобы он проник как можно глубже. Молли не знала, почему ей хотелось, чтобы — как можно глубже, но — о, Боже — как она хотела этого!
— Пожалуйста, Сэм, — умоляла она, по-прежнему не понимая причину чудесных ощущений, но полностью отдаваясь им.
Молли сцепила руки вокруг его шеи и гладила широкие плечи, твердые мускулы.
— Скоро, детка… скоро ты получишь, о чем просишь.
Сэм снова захватил в плен ее губы, глубоко проникая языком внутрь и двигаясь над ней.
Молли выгнулась ему навстречу, стараясь отыскать и находя наслаждение в движениях его тела. Она не в состоянии была думать ни о чем, кроме своего жгучего желания.
Сэм прижал Молли к себе, приподняв за ягодицы, и проник в шелковистую плоть. Молли вскрикнула, когда вдруг сильная боль пронзила ее.
Он на мгновение остановился, по-прежнему находясь глубоко внутри тела Молли, но изо всех сил пытаясь сдержать себя.
— Все хорошо, детка, худшее позади, теперь впереди тебя ждет лишь удовольствие.
Сэм еще некоторое время держал ее так, запоминая урок, который получил только что: Молли — женщина, а не хрупкое дитя, она женщина со своими, женскими, желаниями и потребностями. Женщина, а не фарфоровая кукла. И когда он перестал играть с ней в страсть, сознательно приучая к ласкам, а стал делить с нею страсть, она, будучи ЖЕНЩИНОЙ, не смогла не откликнуться.
Слезы катились по щекам Молли, но всплеска боли не повторялось, однако, пришла пульсирующая боль, все нараставшая и нараставшая где-то внизу живота, и она, эта боль, требовала какого-то высвобождения.
Молли ощущала, как Сэм проникает в нее, чувствовала, как нагромождается, волна за волной, ее напряжение. Чутье и женские инстинкты подсказали ей: Сэм сдерживается, призвав на помощь всю свою силу воли.
Постепенно он входил глубже и глубже, и чувства, которые вызывали его вхождения, сводили ее с ума.
— Пожалуйста, — попросила она, и звук ее голоса, низкого и страстного, подстегивал Сэма.
Он погружался, заполняя Молли и приподнимал ее себе навстречу до тех пор, пока она не забыла, где она.
Ослепительная вспышка света в глубине сознания взорвалась, наконец, такой радостью, что она выкрикнула имя Сэма, всхлипывая от облегчения и удовольствия и чувствуя такое невероятное счастье, что ему просто не было названия.
Сэм задрожал в ее объятиях и последовал за ней в своем освобождении от напряжения. Он расслабился.
Когда их дыхание успокоилось, он соскользнул с нее и обнял Молли. Долгое время они не произносили ни слова.
Сэм провел пальцем по ее плечу, покрытому блестящей испариной. Воздух из открытого окна шевелил шелковые портьеры и охлаждал разгоряченную кожу.
— Сэм?
— Да, детка?