В течение дня два раза появлялась трагическая необходимость выбора туалета — мужской или женский? В женском постоянно кто-то отирался — там курили, наводили красоту и обменивались маленькими тайнами. Еще там поправляли чулки, лифчики и делали всякие другие вещи, о которых Кудесников не желал знать. С другой стороны, в малопосещаемом мужском туалете, по закону подлости, в «момент истины» можно было на кого-нибудь напороться.
Он долго мучился сомнениями и все-таки пошел в женский. И наткнулся там на кассиршу Люсю Никитину, которая подвизалась худеть на глазах всей страны под надзором корреспондентов глянцевого журнала. Корреспонденты то и дело Люсю фотографировали и помещали самые свежие ее фотографии на страницах журнала. Люся сообщала им, сколько граммов она потеряла на прошлой неделе, сколько на этой, однако на внешнем виде эти граммы никак не отражались, и Люся нечеловечески страдала. От этого в ней просыпался зверский аппетит, и она бегала в туалет, чтобы съесть шоколадку. В присутствии коллег есть сладкое было стыдно. Старуха Пескарева смотрела на Люсю с таким ужасом и с такой брезгливостью, как будто та на ее глазах ловила и разжевывала мух.
— Ты когда-нибудь сидела на диете? — спросила Люся новую секретаршу, втайне наслаждаясь тем, что у той фигура еще хуже, чем у нее. Эти широченные плечи… А ноги!
— Мне не надо, — честно ответил Кудесников. — Ничто и никогда не превращается во мне в жир.
— Неужели ты не испытываешь угрызений совести, когда ешь мучное?! — не поверила Люся.
— Нет, — твердо ответил Кудесников, глухонемая совесть которого давно уже оставила попытки вступить с ним в диалог. — Если я постоянно буду думать о том, что ем, масса важных вопросов останется без внимания.
— Ну, если бы ты толстела, то изменила бы точку зрения.
— Ты толстеешь от однообразия, — заявил Кудесников со знанием дела. — Как только ты начнешь жить в полную силу, килограммы слезут с тебя, как кожура с сосиски.
— А как это — жить в полную силу? — спросила Люся, глядя на него во все глаза.
— Сделай что-нибудь для души. Например, заведи роман с женатым мужчиной, — посоветовал тот. — Вон у вас директор — совершенно неустроенная личность. Не знаю, какая у него жена, но по лицу видно, что бедняга несчастлив.
— Полагаешь, я могу заинтересовать нашего директора?! Как я могу предлагать себя такому человеку?
— А ты предложи, и увидишь, что будет.
И он удалился, по давней холостяцкой привычке хлопнув изумленную Люсю по круглой попе.
Незадолго до конца рабочего дня Кудесникова вызвал к себе Базаров.
— Значит, если я верно понял, Роза, вы забыли принести документы, зато захватили с собой кота, — произнес он, сидя за своим столом и с тревогой глядя на Кудесникова, облаченного в парик и белые колготки. Юбка была недостаточно длинной, чтобы скрыть квадратные коленки. Тонкие ноги, вызывавшие чувство острой жалости, были обуты в босоножки не по размеру — пятка откровенно свисала, а пальцы лезли из вырезанного мыска, как фарш из мясорубки.
— Ну да, — согласился Кудесников без тени беспокойства. — Это вас расстроило?
— Вы, правда, принесли кота?
— Он сам пришел, лапами, — ответил тот. — На руках его, пожалуй, и не дотащишь.
— Безобразие, — неуверенно сказал Базаров.
У директора сложились трудные отношения со служащими. Он изо всех сил пытался исправить положение, но у него ничего не получалось. Глядя на равнодушную физиономию новой секретарши, Алексей Петрович испугался, что она будет завербована противоположным лагерем и тоже примется его активно не любить. Чтобы хоть как-то противодействовать этому процессу, он сходил в приемную и погладил Мерседеса. Тот в ответ зажмурился и зарокотал, как река, готовящаяся прорвать плотину.
— Вы уже познакомились… Со всеми? — нервничая, спросил Базаров и поспешно убрал руки за спину. :
— Да, конечно. Очень милые люди.
— И с Журбиной познакомились?
— И с Журбиной, — подтвердил Кудесников, пытливо глядя на начальника.
Начальник пожевал губами и неожиданно сказал:
— Она меня терпеть не может. — В его голосе сквозила горечь полководца, чью армию разбил недостойный противник. — И всех против меня настраивает.
— Ничего удивительного, — откликнулся Кудесников, разглядывая свои ногти, которые Маша Школьникова собственноручно покрыла розовым лаком. — Она мать-одиночка, и у нее маленький ребенок, которого она не успевает забирать из детского сада. Журбина приходила к вам с заявлением, просила отпускать ее на час раньше, но вы ей отказали.