13 
– Это зависит от того, что называть бесчестным, тетя Энн, – возразил Рудольф. – Некоторые люди невысокого мнения о грабителях, не важно, верховых или пеших.
– Джентльмен может, и став разбойником, сохранять верность традициям и идеалам, – заявила графиня. – А вот женщина, которая продает свое тело, пусть даже королю, остается потаскушкой, сколько бы звонких титулов ей ни давали.
Язвительные слова графини заставили Рудольфа чуть покраснеть, но почти сразу же он умоляюще проговорил:
– Помогите мне, тетя Энн! Помогите ради поместья. Стейверли приходит в упадок. Вы когда-то там жили и любили его.
Там был дом Теи. Мы можем снова сделать его процветающим, таким, чтобы семья могла им гордиться.
Тея вдруг быстро отошла к окну и остановилась там, глядя на свинцовые воды реки. А потом она тихо спросила:
– А каким был Лусиус?
– Ну, внешность у него была ничем не примечательная, – ответил Рудольф.
– Не правда, он был очень хорош собой! – возразила графиня. – Он был примерно одного с тобой роста, Рудольф, но тоньше и двигался изящнее. Он ездил верхом так, словно сливался с конем в одно целое, и я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь дурно о нем отзывался. В нем были какой-то идеализм и доброта, и я опасалась, что когда-нибудь у него будут из-за этого неприятности, но он всегда оставался настоящим мужчиной. Мужчиной, на которого женщина может положиться, который сможет беречь и защищать ее.
– Видно, что Лусиус был вашим любимчиком, тетя Энн, – обиженно проговорил Рудольф.
– А как мы можем узнать, жив ли он еще? – спросила Тея.
– Если бы он был жив, то объявился бы после того, как король снова занял свой трон, и попросил, чтобы ему передали поместья, – негромко заметил Рудольф.
– А как он мог это сделать, когда за его голову назначено вознаграждение? – осведомилась графиня.
Рудольф опустился на колено перед полулежавшей на кушетке графиней.
– Послушайте, тетя Энн, – сказал он, – я высоко ценю вашу преданность и любовь к Лусиусу. Поверьте: если бы он был жив, я бы постарался помочь ему получить наследство и вернуться в Стейверли. Но мы вынуждены считать его мертвым, потому что о нем так давно не было вестей. И ради того влияния, которое имели прежде Стейверли, ради того, кем они должны стать в будущем, я умоляю вас помочь мне, вашему племяннику Рудольфу, получить признание в качестве четвертого маркиза Стейверли.
Графиня пытливо посмотрела на него и, убедившись в его искренности, проговорила усталым бесцветным голосом:
– Хорошо, Рудольф. Когда мне представится возможность, я поговорю с его величеством на эту тему.
– Благодарю вас, тетя Энн.
В голосе Рудольфа звучала искренняя благодарность. Склонив голову, он поцеловал худые старческие пальцы. А потом, поднявшись, взглянул на Тею. Ее светловолосая головка виднелась тонким силуэтом на фоне окна с ромбовидными переплетами. Выражение ее лица изумило его: на нем было написано глубокое беспокойство, широко открытые глаза полны тревоги.
– Кузен Рудольф, а нет ли способа проверить, не продолжает ли Лусиус скрываться? – спросила она. – Разве имена разбойников неизвестны хотя бы стражам порядка?
Рудольф покачал головой.
– Они редко пользуются своими настоящими именами.
Их называют Черный Джек, Джентльмен Джо, Однорукий Дик или, например. Бархатная Маска, Туз или еще как-нибудь.
– А кто-нибудь знает, как называли кузена Лусиуса?
Рудольф отвел глаза, и девушка инстинктивно почувствовала, что он намерен солгать. Тея не знала, откуда у нее эта уверенность, но она не сомневалась.
– Я понятия не имею, какое прозвище было у Лусиуса, – ответил Рудольф. – Если бы мы это знали, то, возможно, смогли бы точно узнать, жив он или умер. В конце концов, и само предположение о том, что он вышел на большую дорогу, может оказаться красивой легендой. Вы же знаете, как распространяются такие слухи.
Он говорил поспешно и чересчур беззаботно. Наблюдавшая за ним Тея еще больше утвердилась в своем подозрении, что он кривит душой. Но когда он попрощался со своей теткой, а потом прижался губами к ее пальчикам, Тея немного устыдилась. Он так хорошо держался и казался настоящим джентльменом. И его намерения восстановить фамильное поместье казались совершенно искренними… Но было в нем нечто, внушавшее ей недоверие, беспокоившее и удивлявшее ее.
Когда за Рудольфом закрылась дверь, Тея осталась стоять у окна. Она так глубоко задумалась, что даже вздрогнула, когда ее двоюродная бабушка произнесла вдруг:
13 
