47 
Трехфунтовая рыбина была эффектно вытащена на палубу, а следом за ней — вторая. Герцог подозвал Хедли.
— Думаю, ты можешь начинать готовить их, пока мы надеемся на большее, — сказал он. — Даже один кусок поддержит людей.
— Предоставьте это мне, милорд.
— Думаю, я буду полезнее, помогая Хедли, — предложила Катерина.
— Да, конечно, — согласился герцог. — Матросы могут ловить рыбу по очереди, для них это будет отдыхом.
Катерина отправилась на кухню. В Тунисе, уходя с корабля, она видела, что пираты забрали все кастрюли и сковородки. Но как-то с помощью стекла Хедли зажег огонь, и оказалось, к счастью, что решетка гриля намертво вделана в плиту, поэтому ее и не сняли.
Хедли выпотрошил рыбу, вытащил кости и положил филе на решетку.
— Мы поделим их честно, мисс, ведь даже кусочек поддержит жизнь голодающему человеку.
— Вы очень голодны? — спросила Катерина.
— Я бы не отказался от тарелки ростбифа с морковью, мисс, — пошутил Хедли.
Остальной день Катерина и Хедли готовили. Рыба ловилась то хорошо, а то вообще никак. Иногда попадалась дюжина подряд, а потом бывал час без клева.
Как только рыба испекалась, Катерина раздавала ее поровну среди всех мужчин на корабле.
Они с Хедли тоже получали свою долю, и проголодавшаяся Катерина нашла, что это даже вкусно.
Им не из чего было пить, поэтому приходилось зачерпывать воду из бочек руками. Но по крайней мере они не страдали от жажды, хотя к трем часам солнце пекло почти невыносимо.
Герцог уже был слегка загорелым, но теперь, казалось, его кожа темнеет час за часом. Он не сгорел, как некоторые другие, у кого покраснели носы и стали лупиться плечи еще до того, как солнце начало садиться.
Когда почти стемнело, Катерина вдруг поняла, что очень устала.
Она весь день работала и сейчас поймала себя на том, что надеется никогда больше не увидеть рыбу! Она также поняла, что ее платье, мало того что мятое и сморщенное от соленой воды, стало еще и очень грязным.
Но она слишком устала, чтобы переживать из-за этого. Она видела, как некоторые из матросов в течение дня внезапно валились на палубу, спали десять минут, снова вставали и продолжали работать.
— Думаю, мне лучше пойти вниз, — сказала она Хедли.
— Сегодня рыбы больше не будет, мисс, — ответил камердинер. — Я пойду скажу, чтобы они вытащили этот драгоценный крючок и берегли его как зеницу ока. Мы же не хотим потерять его за ночь.
— Не хотим, — согласилась Катерина.
— Идите, мисс, и приятного сна, — сказал Хедли. — А если оставите платье за дверью, я постираю его к утру.
— Как? — удивилась девушка.
— Пополощу его за бортом, мисс. Оно не станет выглядеть как с Бонд-стрит, но будет чистым!
Катерина засмеялась. Но сделала, как предложил Хедли.
Снова она надела тонкую ночную сорочку Одетты и легла на пол.
Герцог был занят, когда Катерина уходила с палубы, и она не сказала ему, что идет вниз.
Теперь девушка пожалела, что не попрощалась с ним. Но только она подумала об этом, как ее глаза закрылись, и она уснула.
Проснувшись через пару часов, Катерина поняла, что несмотря на темноту, деятельность наверху продолжается. Герцог будет работать с остальными, подумала она.
Девушка спросила себя, сколько людей его положения могли бы подать такой пример морской практики. Катерина заметила в течение дня, что нет работы, которую он не умел бы делать.
Девушка спала недолго, но ум ее был ясным, и она больше не чувствовала себя слишком усталой, чтобы думать.
Теперь она снова вспомнила прикосновение его губ, его сердце, бьющееся у ее груди, его голос, когда он сказал ей, что она красива.
— Я люблю его… я люблю его, — прошептала Катерина и подумала о своем колечке из шпильки, которое положила в тайник рядом с остальными драгоценностями.
Затем, так же явственно, как если бы герцог был с ней в каюте, она услышала его голос, говорящий:
— Я никогда не женюсь!
Он говорил это Одетте, и в его тоне звучала непоколебимая уверенность.
— От женщин одни неудобства! Нам будет гораздо лучше без их капризов.
— Любой из взбалмошных женщин хватит, чтобы довести мужчину до пьянства, и вы не исключение!
Эти фразы одна за другой всплывали в ее памяти, и герцог снова и снова повторял:
— Я никогда не женюсь! Я никогда не женюсь!
Катерина всхлипнула.
«Откуда он мог знать, — подумала девушка, — что зря жертвует своей свободой, что мы спасемся!»
47 
