- Рыба ищет где глубже… - Сергеевна прикончила стакан.
- Закусывайте, Сергеевна! - строго сказал Владимир Александрович. - А то так до утра не дотянете.
Он заметил, что у меня погасла сигарета, и дал мне прикурить моей же зажигалкой.
- Нравится? - Я увидела, как он рассматривает зажигалку.
- Прелесть.
- Возьми себе…
- Что ты!
- Бери, бери. У красивого мужика должны быть красивые вещи, - я и сама не заметила, что разговариваю с ним на «ты». - Ребята, вы одну плитку шоколада распатроньте, а вторую… Сергеевна! Спрячьте вторую плитку для внучки. Вон ту, с собачками.
- Это правильно. Давай, - Сергеевна сунула плитку в карман замызганного халата. - Ты у нас, как божий ангел, Татьяна.
Мне это так понравилось, даже спать расхотелось.
- Кто у нас не охвачен? - говорю. - Нинка, забирай всю сигаретную «фирму»! Оставь открытую пачку. До утра хватит.
- Танюшка! Слов нет!..
- А ты, Лялька, достань у меня из сумки пакет. И примерь. Вроде бы твой размер.
Лялька залезла ко мне в сумку и достала оттуда пакет с натуральными джапанскими кроссовками на липучках. Тут все отпали! Кроме Сергеевны:
- Хорошие тапочки. Ноги в них не потеют?
- «Тапочки»?! - Еле выговорила Нинка. - Да это!.. Это…
- Королевский подарок, - усмехнулся наш доктор.
Лялька - та просто онемела. Стоит, прижала кроссовки к груди…
С днем рождения, Лялька, - устало говорю я. - Желаю тебе всего самого лучшего. И обязательно в этом году поступить в институт.
- Ой, правда! У меня же завтра день рождения!..
- Сегодня, - поправила я ее. - Уже сегодня.
- Дак налить же надо! - решительно взялась за бутылку Сергеевна.
Но в эту секунду в дверях ординаторской появился больной в застиранном байковом халате.
- Извиняюсь, - сказал он, щурясь от яркого света. - Там, кажется,
Иван Афанасьевич умер.
Нас словно взрывом подбросило!
Ох, и надергались мы с этим Иваном Афанасьевичем! Все пытались вытянуть его с того света. Только появится какой-то проблеск, снова старик от нас уходит. Уплывает Иван Афанасьевич по другую сторону бытия, где уже никому ни хрена не требуется.
Мы с Нинкой ассистируем, путаемся, как слепые котята, но вроде все путем. Лялька тут же, на подхвате. Сергеевна мечется.
Тогда Володя раскрыл ему грудную клетку, взял сердце Ивана Афанасьевича в руку и… Пошел прямой массаж! Зачавкало, слава богу. Заработало…
…Едем из операционной в палату. Я как была в ординаторской босиком, так босиком и шлепаю, качу рядом с каталкой капельницу на колесиках. Нинка на ходу подушку кислородную поправляет. Владимир Александрович за пульсом старика следит. Все кровью заляпаны, маски на шее висят. А вокруг больные. Всполошились, бедняги, перетрусили. И этот стоит - гонец в кальсонах.
- «Умер», «умер»!.. Паникер несчастный, мать твою за ногу, - говорю я ему. - Ну-ка, марш все по палатам!
- Танюша, увидимся сегодня вечером? - тихо спрашивает меня на ходу Владимир Александрович. - Сходим к моему приятелю, посмотрим видео…
Ах, крепенький паренек! Только что в человеческой крови руки полоскал, а уже норовит ко мне под юбку залезть!
- Где же ты раньше был, Вовик? - смеюсь я, а сама слежу, чтобы игла из вены Ивана Афанасьевича не выскочила. - Теперь - хана. Замуж выхожу…
В пятом часу утра я села раскладывать лекарство по записи к утреннему приему. Бежит Лялька. Глаза - девять на двенадцать. Оглядывается по сторонам, будто ее партизаны в разведку послали. Подлетела ко мне и давай шептать.
- Ладно, - говорю. - Не гони картину. Подождут.
Я встала, зашла к Ивану Афанасьевичу, поправила кислородную трубочку под лейкопластырем на его небритой верхней губе, уменьшила частоту подачи капельницы, послушала, как он дышит, и вышла из палаты. Заглянула к Нине на первый пост:
- Нинуля, посмотри за моими. Я минут на десять смоюсь.
На лестнице меня уже ждала Лялька. Любопытная, как кошка!
- Можно мне с тобой?
- Косынку поправь. Ходишь как халда.
Спускаемся во двор. Больничка у нас старая, со времен царя Гороха. Дворик такой серенький, петербургский. А посреди двора стоит голубая «семерка» с распахнутыми дверцами и сама Кисуля при полном параде сидит за рулем и приемничек крутит. Рядом Симка-Гулливер. Выставила свои длинные ноги наружу и покуривает.
- Привет, - говорю. - Каким ветром?