Последние отзывы

  44  

— Кристоф неплохо относится к англичанам, — добавил Андре. — Во всяком случае, он так ненавидит французов, что предпочитает им людей любой другой национальности. Он не так ослеплен отвращением к европейцам, как Дессалин, и понимает, что без них правительству не выстоять. Поэтому в Порт-о-Пренсе действительно немало выходцев с Британских островов.

Андре знал, что среди англичан на Гаити едва ли найдется много католиков. Так что встретить их в церкви — а других мест для встречи с людьми у монахини быть не могло — сестра Девоте едва ли могла.

— Мой отец был французом, — задумчиво сказала монахиня и надолго замолчала.

Ее лицо было бесстрастным. Андре, глядя на ее непроницаемое выражение, не мог представить себе родителей Девоте, ее братьев или сестер, их прошлую жизнь в дореволюционном Гаити.

Может быть, чернокожая молодая женщина с маленькой белой дочкой жила в покое и довольстве в одном доме с отцом девочки. А может быть, подобно многим белым, отец постарался отослать дочь подальше с глаз, хотя и давал матери средства на ее содержание.

Судя по тому, что десять лет назад девочка-окторунка оказалась в доме де Вилларе, о ней было кому позаботиться после смерти родителей. Возможно, Филипп де Вилларе был другом ее отца.

— Мой отец тоже был французом, — ответил Андре вслух. — Это тоже сближает нас.

Монахиня недоуменно посмотрела на него. Андре пояснил:

— И вы, и я любим птиц, интересуемся живописью. Ведь мы познакомились с вами, когда вы рассматривали настенную роспись. А накануне я стоял на том месте, где застал вас, и рассматривал те же картины.

Андре чуть не сказал, что не видел ничего подобного, но вовремя сообразил, что для мулата, выросшего на Гаити, такая живопись — не диковинка.

— И потом, в наших жилах течет смешанная кровь… Ему было неловко произносить эти слова. Но это была вынужденная ложь. Он должен был успокоить маленькую монахиню, завоевать ее доверие. А если уж быть до конца откровенным, Андре очень хотелось понравиться этой девушке.

Глядя на ее маленькое личико, обрамленное белым монашеским платом, он неожиданно для себя сказал:

— А какого цвета у вас волосы? Как бы мне хотелось увидеть их.

Монахиня сжалась, напуганная его словами. Еще мгновение, и она, наверное, побежала бы прочь, чтобы укрыться в своем монастыре.

— Уже поздно, — сказала она, принужденно улыбаясь. — Мне пора идти…

Вдруг Андре осенило:

— А мне кажется, никто не знает, что вы здесь. Вы же ходите кормить птиц без разрешения! Правда? Девушка зарделась, очевидно, Андре был прав.

— Я не делаю ничего дурного, — сказала она, будто защищаясь. — Я только хочу кормить птиц…

Судя по ее ответу, когда-то ей не разрешали уходить из монастыря так далеко, и она стала сбегать потихоньку.

— А еще вы хотели видеть меня, — напомнил монахине Андре ее собственные слова.

Он придумывал повод задержать пугливую монахиню.

— А ведь сейчас время завтракать. Может быть, вы позволите мне вас угостить чашкой кофе?

— Я не могу, — сказала девушка, потупившись.

— Почему не можете? Ведь еще совсем не поздно. Я уверен, что в монастыре все-таки догадываются, куда вы исчезаете по утрам. Уверяю, никто вас не хватится. А завтрак не займет много времени.

— Н-но… — начала было молодая монахиня, подыскивая подходящий предлог для отказа.

— Проявите решительность хоть раз в жизни! — продолжал уговаривать Андре. — Перестаньте убегать от мира! Обратитесь к нему лицом. Вы посмотрите дом, где я живу, познакомитесь с моим слугой, Томасом, отведаете его стряпню. Уж поверьте мне, он большой мастер по кулинарной части. Он очень хозяйственный. Вообразите, успел завести курочек, и теперь мне обеспечена яичница.

Монахиня прыснула. Андре подумал, что она совершенно непривычна к обыденной мирской жизни и самые простые вещи производят на нее неожиданное впечатление.

— Так я вас уговорил? — спросил он, вставая. Монахиня поднялась вслед за ним.

— Все же мне было бы лучше вернуться, — сказала она довольно неуверенно.

Андре почувствовал, что почти убедил свою новую знакомую.

— Ведь для вас это целое приключение! — с мягкой улыбкой сказал он. — И потом, в этом нет ничего дурного. Кроме того, вы не хуже меня знаете, что, вернувшись в свою келью, сможете покаяться, прочитать особые молитвы — не мне вас учить, — и бог вас охотно простит. Ведь с вашей стороны это всего лишь маленький, совершенно невинный проступок.

  44