– Я не хотела бы говорить о подозрениях, которые могут оказаться несправедливыми, милорд, – ответила Нэнни. – Но на вашем месте я поговорила бы кое с кем из арендаторов вашей светлости. Я слышала, что они недовольны, но пусть они сами за себя скажут.
– Благодрю вас, Нэнни.
Граф встал, и она тоже поднялась со словами:
– Вы будете заботиться о своем здоровье, мастер Джералд? Вам пора жениться. Я не хочу умереть, прежде чем не подержу на руках вашего сына.
– Боюсь, что в этом случае, Нэнни, вам придется дожить до ста двух лет или больше, – сказал граф.
Он увидел выражение лица няни и положил ей руку на плечо:
– Мне хорошо и так, Нэнни, не сомневайтесь в этом. Мне не хочется оказаться стреноженным, как говорят здесь, в деревне, когда кого-то окрутят.
Он вспомнил горькие слова Джона Рочестера по поводу брака, которые часто повторял сам себе:
Супружество есть сумасшедший дом
С решетками , цепями и замком.
Безумец тот , кто сунется туда , —
Обратно он не выйдет никогда.
Эти слова чуть было не сорвались с его губ, но он понял, что Нэнни они шокировали бы, и не произнес их.
– Скоро вы найдете себе молодую девушку, мастер Джералд, – сказала Нэнни.
Он много раз слышал такие слова, поэтому засмеялся. Протянув руку, он дотронулся до Библии, проходя мимо столика:
– Помолитесь, Нэнни, чтобы она на меня свалилась из каминной трубы или с неба и я влюбился бы в нее с первого взгляда.
– Случаются и более странные вещи, попомните мои слова, – с улыбкой сказала Нэнни, а затем продолжала уже другим тоном: – Мне не терпится пойти к соседям и рассказать насчет пенсии. Вы ведь не забудете, милорд?
В ее голосе послышалось беспокойство, и граф поспешил ее успокоить:
– Я буду помнить и в будущем стану сам присматривать за этим. Неправильно всегда полагаться на кого-то другого.
Нэнни открыла ему дверь; она выглядела так решительно и мужественно со своими седыми волосами и в белом переднике, что он наклонился и поцеловал ее в щеку.
– До свиданья, Нэнни, – сказал он. – Вы мне помогли. Я так и знал, что на вас можно рассчитывать.
Он отвернулся, чтобы не видеть слез, появившихся у нее на глазах, но когда тронул с места свою двуколку, она уже махала ему рукой, и улыбка ее была совсем молодой.
Как и советовала Нэнни, граф заехал к одному из своих арендаторов. То, что он узнал, настолько его разозлило, что выражение его лица по возвращении в замок напугало прислугу в холле.
– Немедленно пригласите ко мне мистера Аслетта, – сказал он мажордому.
Он ожидал своего управляющего в библиотеке, ощущая в себе холодный гнев, которого не испытывал уже много лет.
Выражения, в которых он сообщил об увольнении человеку, обманывавшему тех, кто ему доверился, были едкими и острыми, как удары хлыста.
Когда управляющему наконец было позволено выйти из комнаты, тот с трудом держался на ногах; его лицо было пепельным, когда он в последний раз в жизни выходил из замка.
Покончив с ним, граф почувствовал, что к нему возвращается хорошее настроение.
Гнев, излитый на Аслетта, принес удовлетворение, потому что разоблачил мошенника, а совершенная несправедливость была исправлена.
Но по правде говоря, сказал он себе, когда остался один, это не его заслуга, а Офелии – этой хрупкой прелестной девушки, которую он так неожиданно встретил и к которой испытывал теперь чувство признательности.
Если бы она не заговорила с ним про Джема Буллита, могли бы пройти годы, а он продолжал бы доверять Аслетту, как доверял всем, кто состоял у него на службе, и верил бы, что его пенсионеры и арендаторы всем довольны, живя в тени его замка.
Конечно, его мать была женщиной с тяжелым характером, типичной пуританкой, но его отец был щедрым, добродушным, настоящим деревенским джентльменом, и он управлял своим имением столь же патриархально, как раньше его отец.
Все Уилмоты, за исключением его самого, подумал граф с горькой усмешкой на губах, может быть, не хватали звезд с неба, но были приличными людьми.
Первый баронет, сэр Сеймур Уилмут, сражавшийся под знаменами герцога Мальборо, был очень любим своими людьми, и во время службы, в армии его прозвали Весельчаком.
– Как бы я ни вел себя в частной жизни, – сказал себе граф, – будь я проклят, если подведу тех, кто на меня полагается, и тех, кто до сих пор доверял мне.
Еще отец научил его внимательно относиться к тем, кто работает в его имении, и понимать, насколько они уязвимы и чувствительны к переменам настроения своего нанимателя и как бережно нужно с ними обращаться.