Особенно,... 
96 
— Ну-ка! — Рядом с Гошкой оказался брат Богуслав. Подхватил его на руки, раздвинул всех плечом… Миг — и Гошка уже сидит высоко в седле. И ему уже все видно: просторный двор, полный верховых и пеших бронных мужей, красиво одетых жен и девок… Гошка восхитился: какая силища у его рода! Мелькнула мысль: будь в сельце, где он родился, хотя бы десяток таких вот воев — никакие степняки никогда бы не посмели…
Мелькнула — и пропала. Он более не смерд, а сын боярский.
Почуяв Гошкино волнение, гнедой тоже заволновался, перебрал ногами… Гошка приласкал его, успокоил…
Брат Богуслав легко, будто и не в доспехах, взлетел на коня. И тут же свесился с седла, целуя повисшую на нем Лучинку. Гошка увидел, что лицо ее мокрехонько, и удивился — чего плакать, радость же! В поход!
— Гр-ридь! — прокатился над подворьем низкий рык батюшки. Все сразу притихли, даже мишка. Только слышно было, как собаки грызутся да всхлипывает кое-кто из баб.
— Готовьсь!
Гошка поспешно проверил: всё ли хорошо? Зброя: меч ладно ходит, колчан закрыт, сумы седельные застегнуты, фляга — до горлышка. Нахлобучил вязаную шапочку, поверх — красивый, как солнце, шлем…
— Илия, ко мне!
Гошка не сразу сообразил, что зовут — его. Допер, когда увидел, как всадники расступаются, давая ему дорогу. Тут — уж не оплошал сгоряча и одновременно придерживая гнедого, лихо прогарцевал к батюшке.
У батюшки не жеребец — мерин. И небольшой, особенно если сравнить с высоченным всадником. Но красивый… Страсть. Головка изящная, ноги легкие, круп широкий… Быстрый, как стриж. Зовут не по-здешнему — Калиф.
— Дайте ему знамя! — велел боярин, и Гошке тут же подали древо с прапором, на котором был вышит знаменитый «Морской конь» — личный стяг боярина-воеводы Серегея.
— Рядом поедешь, — велел боярин и повел косящего глазом на пьяного мишку коня через распахнутые ворота.
Когда уже миновали ворота Горы и спускались широким Боричевым взвозом, Гошка оглянулся. За ними, горя на солнце шеломами и бронями, ехала боярская дружина. К родичам и ближним гридням присоединились вой, жившие отдельно, вне Горы: на собственных подворьях и на дворах, также принадлежавших батюшке. Но и это было не всё. Когда выехали из городских ворот на заставленный стругами берег Почайны, к ним присоединились хузары Йонаха и молодые отроки, жившие в шатрах вне города.
Они приветствовали своего боярина таким дружным ревом что все птицы враз взмыли в воздух.
«Вот это рать так рать! — с гордостью думал Гошка, ехавший бок о бок с батюшкой. — Вот это силища неодолимая! Сильней и быть не может!»,
И ошибся. Понял это, когда они обогнули мощную городскую стену и увидели княжье войско. Вот где была великая сила: тысячи и тысячи. Разноплеменная рать: нурманы и кривичи, поляне и смолыгяне. Даже, отдельно, пешые лесовики-древляне в косматых шкурах, заросшие по глаза такими же косматыми бородами.
Батюшка поднял руку — и его ратники остановились. Но сам он продолжал двигаться вперед, и Гошка, который помнил, что ему велено «рядом», не отставал.
Тут из огромной воинской массы выехал всадник на ослепительно-белом коне, а с ним — большой десяток гридней, глядеть на которых — глаза слепит от золотого сияния.
Шагов за тридцать всадник на белом коне (Гошка уже узнал в нем великого князя Владимира) остановился, и батюшка с Гошкой подъехали к нему сами.
Владимир Святославович был без шлема и даже без брони: в легкой рубахе из синего шелка. Руки его, посеченные мелкими шрамами, обремененные тяжелыми золотыми кольцами и браслетами, спокойно лежали на передней луке.
— Здрав будь, княже! — пробасил батюшка.
— И ты будь зрав, боярин. Вижу, немалую дружину ты в мое войско привел. Лицо у великого князя красивое, строгое. Голова бритая, варяжскому обычаю, — только прядь желтая на ухе висит. На бритой коже — синие и красные знаки-обереги. Брови у Владимира густые, грозные. Усы длинные — на вершок ниже подбородка
— Моих там — восемь сотен, — отозвался батюшка. — Остальные тебе клялись, так что не мои они, а твои. Да и сам я…
— Знаю, знаю! — перебил его князь. — И рад тебе, воевода княжий, боярин Серегей! Рад видеть и тебя в добром здравии, и знамено твое славное, что многажды рядом со стягом отца моего Святослава Игоревича победно реяло! А скажи мне, боярин-воевода, кто сей отрок, что на меня так нахально глазеет?
96 
