103 
Пепел переступил под Серегой, покосился на всадника: что, так и будем стоять?
– Ты умница,– шепнул ему Духарев с нежностью. Откинулся в седле и испустил душераздирающий визг, приведший в ужас воронью стаю в соседней роще.
Жеребец Устаха перестал щипать траву, поглядел на Серегу осуждающе.
– А знаешь,– сказал Духарев варягу,– кажется мне: не поеду я в Киев. По крайней мере, этой весной.
– Там видно будет,– философски ответил Устах, взбираясь в седло.
Смоленск лежал под ними, как нарисованный. Белые стены, опоясанные черным валом, деревянные причалы – почти вровень с поднявшейся водой, лодки и лодьи, крашеные, новые, и старые, уже потемневшие. Иные уже просели под тяжестью груза, но не отплывали. Серега знал: купцы ждут, когда вода поднимется еще выше и зальет пороги. У причалов без всякого порядка громоздились сараи, за сараями, ниже по течению – верфи. Мимо них, вверх по течению, подталкиваемая длинными веслами, как гигантский жук, ползла боевая лодья. На грязно-белом, почти обвисшем парусе был грубо намалеван красный изломанный крест-свастика.
Устах уже спустился с холма.
– Вперед,– скомандовал Духарев Пеплу, и через несколько минут он и синеусый варяг ехали рядом.
Дорога совсем раскисла. Теперь Серега понимал, почему Горазд так торопился. Задержись они на сутки, и груз пришлось бы навьючивать на лошадей: сани увязли бы в грязище.
Из пригородов тянуло дымом. Где-то близко звенело железо. Кузня, как всегда,– на отшибе.
От дороги ответвилась вверх, на днепровскую кручу, широкая тропа. Устах уверенно свернул на нее. Тропа была нехоженая, покрытая плотной снежной коркой. На обочинах вылезали из лежалого снега, как грибы, столбики из уложенных друг на друга камней. На каждом из верхних булыжников были вырезаны разные знаки. Чаще всего – косой «андреевский» крест. Похожие «монументы» Духарев видел у Волохова капища. Только там само капище еще было огорожено невысоким каменным валом, а здесь ограды не было. Тропа просто вывела наверх, в дубовую рощу. Все деревья тут были старые, подрост тщательно вычищен. Тут и там между деревьями чернели огромные кострища. В них без труда можно было разглядеть кости. Человеческие. Ага! Вот он, родимый!
Широченные плечи, бычья выпуклая грудь, разделенная натрое борода, выкаченные глазищи… Перун.
Устах спешился. Поклонился с достоинством, вынул из кошеля золотое колечко, вложил в раззявленный рот идола.
Серега тоже спрыгнул на землю, тоже поклонился, чтоб не обижать варяга, конечно, а не потому, что собирался молиться этой деревяшке. Но место и впрямь было мощное. Серега даже ощутил, как побежали по спине знакомые мурашки и захотелось выкрикнуть что-то… грозное.
Яростный черный лик языческого бога был обращен к реке. Такую мелочь, как люди, он словно и не замечал.
– Дай ему что-нибудь,– сказал Устах.– Ты – варяг. Твой Христос не обидится.
Серега достал из кошеля смятую в комок половинку шейной серебряной гривны, сунул в черную пасть идола. Звякнуло. Внутри идол был пуст.
Устах поклонился еще раз.
– Мы еще вернемся, молниерукий,– пообещал он.– Я и он.
Как и следовало ожидать, идол не ответил.
Глава семнадцатая, в которой знакомство с городом Смоленском продолжается
После обеда Горазд отправился торговать лодьи. С собой он взял пару приказчиков, Мыша и Устаха. Последнего – не в качестве охраны, а в роли консультанта. Урожденный варяг превосходно разбирался в судах. Устах, в свою очередь, предложил Сереге составить им компанию. Духарев возражать не стал. На постоялом дворе ему делать было совершенно нечего. Слада все еще была где-то в городе, почему бы не пойти поглядеть на кораблики.
Смоленские улицы были узки и извилисты. В иных местах всадникам приходилось ехать гуськом, и места оставалось ровно столько, чтобы не раздавить прижавшегося к забору прохожего, который, разминувшись с полудюжиной весело топающих лошадок, оказывался по уши в грязи.
Со стороны реки земляной вал вдоль стены был повыше, чем в других местах. Вероятно, он выполнял еще и функцию дамбы. Через вал был перекинут широкий деревянный мостик. От мостика дорога круто спускалась вниз, к реке.
На берегу было довольно оживленно. Как на ярмарке.
Мыш соскочил на землю, передал повод одному из приказчиков и растворился в толпе. Остальные медленно двинулись вдоль высоких причалов.
103 
