И лишь прощаясь с ним, Надин спросила:
— А... а что будет с вами... папенька? Как я могу... оставить вас... здесь?
— Ты должна, драгоценная моя, — ответил он. — Ты же знаешь, что я должен остаться с твоей матерью.
— Но... но русские же могут... убить вас.
Он покачал головой.
— Я не допущу этого. Я знаю, что моя любимая жена уже не поправится, и, когда она покинет этот мир, я последую за ней. Мы вместе проснемся в раю или в любом другом месте, куда пошлет нас Господь.
Эти слова прозвучали из уст счастливого человека, для которого то, что ожидало его, было не более чем новым приключением в череде прочих.
Несмотря на опасности, кочевая жизнь увлекала семью Талботов. Ускользнув от преследователей, они смеялись так, словно это была самая остроумная шутка.
Надин не стала плакать.
Отец прижал ее к себе и долго не отпускал, а затем промолвил:
— Да благословит тебя Бог, дорогая. Помни, мы с матерью будем хранить и оберегать тебя. И никогда не забывай, что я был самым счастливым и удачливым человеком на свете!
Отец проводил ее вместе с супружеской парой, ехавшей в Константинополь, и вернулся в дом.
Там он принял яд, который у него был всегда наготове на случай, если царские агенты схватят его, и дал такую же дозу жене.
Уезжая, Надин понимала, что, когда русские войдут в дом, они обнаружат отца и мать в последнем объятии, с выражением неземного счастья на лицах.
Как говорил отец, они отправились в рай вместе.
А теперь он ведет ее по жизни, и, пожалуй, лучше рассказать Лайлу Уэстли все как есть.
Надин поведала ему историю своей семьи, подумав при этом, что он сам живет аналогичной жизнью и прекрасно поймет ее.
Для Лайла Уэстли ее рассказ явился откровением, хотя он не ожидал от Ричарда Талбота ничего иного. Бремя от времени в британское посольство приходили отчеты из разных стран, где бывал Ричард Талбот, и постепенно он стал легендой среди молодых дипломатов, особенно тех, кого направляли в Санкт-Петербург.
— Постарайтесь сообщать нам обо всем происходящем, — говорил им перед отъездом секретарь министерства иностранных дел, — и, ради всего святого, не уподобляйтесь Ричарду Талботу, не теряйте головы!
Обычно молодые дипломаты сквозь смех отвечали:
— Постараюсь, сэр!
История приключений Ричарда Талбота и принцессы Ольги нисколько не потеряла от пересказов. Как и предполагала Надин, конец ее был подтверждением планов отца.
Русские ворвались в дом рано утром следующего дня после ее отъезда. Они нашли супругов в объятиях — казалось, они спят. Однако они были мертвы, и русским оставалось только сообщить в Санкт-Петербург, что их миссия закончена.
На этом месте жизнеописание двух главных действующих лиц прерывалось.
Однако исчезла их дочь.
Ричард Талбот предупредил Надин, что до приезда в Англию та должна скрывать свое настоящее имя.
— Ты неплохо говоришь по-французски, — сказал он, — так что в Константинополе тебя примут хорошо. Но не задерживайся в Турции, при первой же возможности отправляйся в Англию!
— Я постараюсь, папенька, — пообещала Надин, хотя понимала, что без отца ей будет очень трудно защитить себя.
Впрочем, даже сам Ричард Талбот не до конца понимал, чем он является для жены и дочери. Обычно именно он решал, куда они поедут, где остановятся и чем займутся. В семье никогда не спорили.
И вот Надин впервые в жизни осталась одна.
Пожилая чета, которая довезла ее до Константинополя, была очень добра к ней. Когда девушка рассказала им, что может преподавать детям французский язык, они обратились к своим родственникам, и те рекомендовали ее Нанку Осману.
Дело оставалось за малым — у Надин почти не было денег. Она понимала, что подвергнется серьезной опасности, если придет в банк и заявит, что у ее отца там есть счет. Если русские следят за ней, они, несомненно, станут ожидать ее появления в банке, а значит, будут настороже.
В свои восемнадцать лет Надин успела убедиться в настойчивости русских. Для них не существовало поражения, а значит, вряд ли русские агенты с радостью сообщили в Санкт-Петербург о том, что жертва ушла от них. Конечно, дочь самого Ричарда Талбота могла бы реабилитировать их.
— Понятно, — сказала Надин, — я не осмелилась пойти в банк, хоть и уверена, что папенька держал там немалые деньги.
— Вы поступили правильно, — согласился Лайл Уэстли. — Честно говоря, мне с трудом верится, что после стольких лет я говорю с дочерью человека, которого уважал больше всех на свете.