— Непременно попросите, только немного позже, — ответил Родни.
Лизбет взглянула на него, и в их головах мелькнула одна и та же мысль. Разве они могли быть уверены, что для них наступит это «позже»? Родни поспешно поднялся.
— Мне нельзя задерживаться, — отрывисто произнес он. — Предстоит еще многое сделать.
— Но, пожалуйста, — торопливо проговорила Лизбет, — разве вы не расскажете мне о вашем плане подробнее?
— Вы скоро все узнаете, — ответил он.
Ей безумно захотелось обхватить его руками и умолять остаться. Какое значение имеет этот галион, испанцы или даже сама королева? Только бы Родни был цел и невредим! Лизбет хотелось удержать его при себе. Ей хотелось… но чего же ей в действительности хотелось?
Это невозможно было передать словами. Она только чувствовала, что ее переполняют противоречивые эмоции: восхищение, гордость, страх и еще некое чувство, которому она не могла подобрать названия. Лизбет вспомнила, что пережила прошлой ночью, когда представляла, что он не вернется, и поняла, что ее ждут бесконечно более тяжкие муки.
В тот раз молитвы ее были услышаны, но разве могла она рассчитывать, что они будут услышаны снова?
Останьтесь! Если бы только она посмела предложить ему это! Но тут мужество вернулось к ней. Родни победит, она не сомневалась в этом. Она должна вдохновлять его, а не пытаться сделать из него слабака и труса.
— Ему повезет, — проговорила она вслух и с досадой смахнула набежавшие на глаза слезы.
До сумерек оставался всего час, когда Лизбет поняла наконец, что именно на самом деле затевается. Незадолго до этого Родни попросил Барлоу выяснить, кто из матросов умеет плавать. Барлоу поручение удивило.
— Плавать, сэр?
Большинство моряков считали, что уметь плавать — не к добру. Если корабль утонет, то чем быстрее последуешь на дно вслед за ним, тем лучше. Умеющие плавать только продлят свои мучения. Родни это знал, и реакция Барлоу его нисколько не удивила.
— Мне нужна команда в шлюпку, умеющая хорошо плавать, — подчеркнул он. — Только не вздумайте брать тех, кто едва способен держаться на воде — спасать их будет некогда, вы поняли?
— Да, сэр.
Вернувшись, Барлоу доложил, что на корабле находится двенадцать человек, умеющих плавать. Поскольку шлюпка была восьмивесельная, он на свой страх и риск отобрал восьмерых человек, которые показались ему наиболее подходящими для предстоящего дела.
— Восемь вполне достаточно, мастер Барлоу, — сказал Родни. — Я тоже поеду в шлюпке, а вы останетесь за главного на «Морском ястребе».
— А нельзя ли и мне поехать с вами? — спросил Барлоу голосом, полным страстного желания. Но Родни покачал головой:
— Нет. Вы понадобитесь здесь. Если мы потерпим неудачу, вы немедленно выйдете в море, понимаете?
— Да, сэр.
— А сейчас позовите ко мне мастера Гэдстона.
Гэдстона позвали к капитану. Входя в каюту, молодой человек буквально приплясывал от нетерпения. С самого отплытия из Англии он только и ждал чего-нибудь в таком роде.
— Слушайте меня, мастер Гэдстон, — сказал Родни. — Задание, которое я собираюсь поручить вам, необычайно ответственное, оно потребует выдержки, инициативы и… умения быстро бегать.
— Быстро бегать, сэр?
— Да, именно так, — серьезно подтвердил Родни. — А теперь запоминайте…
Он говорил четко и веско, с холодной властной суровостью. Требовалось умерить пыл Гэдстона и призвать его к благоразумию. Задача эта была не из легких, но, глядя вслед небольшой группе, состоявшей из Гэдстона и еще шестерых матросов, молодых, длинноногих и, как сказал Барлоу, способных обогнать самого черта, которая начала подниматься на гору, Родни отметил, что вид у Гэдстона несколько более спокойный.
— Ждите их до последней возможности, мастер Барлоу, — предупредил Родни. — Но кораблем не рисковать ни при каких обстоятельствах.
— Хорошо, сэр, — ответил Барлоу безропотно. Он был посвящен в план Родни, который считал логичным и блестящим по замыслу, но свою роль в нем решительно ненавидел. Ему предстояло терпеливо ждать на борту «Морского ястреба», а получив известие, что его капитан и лейтенант убиты или взяты в плен, немедленно отплыть в море.
— Я ухожу через пять минут, — сказал Родни. Он зашел в кают-компанию, чтобы в последний раз заглянуть в вахтенный журнал, и нашел там Лизбет, смотревшую в иллюминатор. Когда Родни вошел, она оглянулась, и, поскольку он не ожидал застать ее здесь, Лизбет успела увидеть его лицо прежде, чем он надел на него привычную маску невозмутимости.