— Вы хотите сказать, что кто-то будет все время наблюдать?..
— Всегда. Вы не увидите, кто наблюдает, не бойтесь, но кто-то всегда будет рядом, чтобы, как только вы захотите меня видеть, немедленно известить меня.
Он снял с шеи шелковый платок и положил на ее правую ладонь. Ее пальцы сомкнулись на мягкой поверхности, и она вдруг с теплотой подумала: эта вещь принадлежала ему, он носил ее, и она сможет хранить ее вечно.
— А теперь спокойной ночи, — сказал цыган.
Он взял ее левую руку, снял перчатку и посмотрел на открытую ладошку.
— Хотите, я прочту ваше будущее? — спросил он. Или мне лучше сказать, что вы стоите на перепутье дорог? Есть два пути, по которым вы можете пойти, и только вы, Сабина, можете решить, какой из них выбрать.
Она что-то пробормотала, видимо желая возразить, что все должна решить именно она, а затем почувствовала его губы: сперва на своей ладони, потом на каждом пальчике в отдельности и наконец медлившие, горящие и зовущие на нежных голубых жилках запястья.
— Я люблю вас, — произнес он очень нежно. — Не думайте ни о чем сегодня ночью, кроме того, что я люблю вас.
Когда она засыпала, эти слова все еще звучали у нее в ушах, а когда проснулась, то обнаружила, что всю ночь проспала с его шелковым платком под щекой.
Был уже день, лучи солнца струились в окно, и она попыталась убедить себя, что все теперь покажется ей другим. Прошлая ночь была сном, невероятным, волнующим сном, одна мысль о котором все еще могла заставить ее кровь стучать в висках. Но сегодня она должна взглянуть на вещи реально.
Как она могла хоть на секунду подумать, что может стать женой цыгана? — спрашивала она себя. Мужчины, о котором она ничего не знала, у которого, если уж на то пошло, могло быть полдюжины жен из его собственного племени.
Сабина вдруг всхлипнула и закрыла глаза его платком. Бесполезно, она не могла его в чем-то укорять даже про себя. Она любила его. Она любила в нем все — как он двигался, как говорил, прикосновение его рук и горячую настойчивость его губ. Она не могла представить себе ничего более совершенного или более близкого к раю, чем быть в его руках, позволять ему делать все, что он хотел, и чувствовать его поцелуи на своем лице и волосах. При одной только мысли об этом она задрожала. Губы приоткрылись, дыхание стало прерывистым, а веки внезапно странно отяжелели. С усилием она вернулась к реальности.
Она была помолвлена с Артуром, она гостила у его матери и носила одежду, которая была подарена ей как часть приданого. Дома ей собирали свадебные подарки, а мама строила планы на свадьбу, которая должна была состояться в июне. Не сошла ли она с ума, раз могла подумать о том, чтобы отвернуться от всего этого? Нарушить данное слово, опозорить свою семью, стать в глазах всех изгоем, человеком, о ком они будут говорить не иначе как с презрением и сожалением.
«Это безумие. Безумие, безумие!» — повторяла Сабина снова и снова, но в ушах ее звенел этот низкий голос с таким милым акцентом, говорящий: «Я люблю вас!»
— Почему это должно было случиться именно со мной? — вслух спросила Сабина и подумала, что, не случись этого, она бы так никогда и не узнала, что такое настоящая любовь. Она искренне верила в то, что любила Артура. Приехав в Монте-Карло, она думала, что была самой везучей девушкой в мире, потому что она выходит замуж за столь влиятельного, столь очаровательного и в высшей степени достойного человека. Что же изменило ее отношение к нему за столь короткое время? Она знала ответ — это была любовь!
Она всегда думала, что такая любовь существует только в книгах. Но даже те более или менее откровенные романы, которые тайком они читали с Гарриет, не открыли ей и доли правды об этой дивной радости, которая, казалось, преображала весь мир вокруг, когда он был рядом. Они не объясняли, что она будет едва дышать и находиться на грани обморока, но в то же время наполняться жизненной силы, стоит ему коснуться ее. Она никогда не думала, что может мечтать о прикосновении мужских губ или чувствовать себя так, словно внутри у нее горит странный огонь, разожженный его словами, что один взгляд его глаз заставит ее трепетать всем телом.
— Я влюблена!
Она произнесла эти слова вслух, подошла к окну, но в тот же миг отступила назад, вспомнив, что на ней только ночная рубашка, и почувствовав, что где-то в зеленых зарослях пара глаз ждет сигнала, который приведет его к ней.
«Неужели это и вправду происходит?» — спросила себя Сабина. Неужели это правда, что она, Сабина Уонтидж, старшая дочь приходского священника в Кобблфилде, безвкусно одетая, непривлекательная, никому не известная девочка, которая при первом выезде в Лондон испытала полнейший провал в свете, теперь здесь, в Монте-Карло? Неужели это она помолвлена с одним мужчиной, а влюблена в другого? Неужели это за ней следили цыгане, неужели это она, если верить словам их короля, стояла на перепутье дорог?