— Опять ничего не получится! — излучал уверенность Толлеус-пессимист.
— Вот сейчас попробуем и узнаем, — не стал спорить искусник: — Не получится, так не получится. Хуже-то не будет!
Он прицепил к ободу переднего колеса свое плетение и привычно накачал маной. Секунду ничего не происходило, потом колесо ожило, проворачиваясь в грязи. Все быстрее и быстрее. Спицы слились в сплошной круг, вода забурлила, повозка затряслась и поползла вбок, к трясине. В следующее мгновение с треском переломилась ось. Колесо, почему-то завалившись на бок, рассерженным шмелем мелькнув в небе, умчалось за горизонт.
Повозку снова перекосило, поклажа посыпалась в грязь, Толлеус еле удержался, вцепившись в борт.
"Хуже не будет!" — хохотало, как ненормальное, Альтер-эго. А старик, беспомощно опустив посох, плакал. Слезы, подчиняясь извилистому рисунку морщин, катились в разные стороны, размывая грязь. За добрую сотню лет Толлеус накрепко свыкся с мыслью, что умрет от болезней. Теперь же он сидел и никак не мог поверить, что сгинет вот так — посреди топей от голода и жажды, как моряк на необитаемом острове.
"Бестолочь!" — не унимался хохотун. "Ни колеса, ни лодка с веслами тебе не помогут! Тут нужны сильные длинные ноги, как у той цапли! Видишь, как уверенно она расхаживает невдалеке и ловит жирных лягушек. А твои ноги короткие и слабые! Смирись!"
Всхлипывая, старик посмотрел на свои ноги: толстые вены застывшими червями оплели икры, пятна кровоизлияний, незаживающие ссадины, шпоры такие, что обувь не подобрать. "Вот если бы приделать новые ноги, как рука-протез у человека из видений", — думал он. "Тогда бы еще вчера сходил за помощью и за пару монет привел десяток деревенских — на руках бы повозку вынесли. Но это только чародеям удалось сконструировать такой протез. И шагающих големов строят только они… Кстати, а как они их строят? Как-то ведь получается — искусственные создания ходят и не падают. Значит, есть какой-то секрет?"
Вторую бессонную ночь старый искусник мечтал о големах, отгоняя голодный гнус. Только под утро, допив остатки воды, он забылся неспокойным сном.
Очнувшись к полудню, Толлеус решительно сжал губы: "Моя жизнь слишком ценна, чтобы оставить ее тут, в этой грязной луже. Не для того я десятилетиями сражался со смертью, чтобы теперь сдаться. Нужны длинные ноги? — Я их сделаю!" — сам себе заявил он. Пессимист широко ухмыльнулся, но искуснику было наплевать на него.
Строительный материал есть — длинные жерди от повозки вполне сгодятся. Суставы? — Плевать на суставы. Можно обойтись без них. В бродячих цирках артисты ходят на длинных ходулях — нужно что-то вроде этого, только ставить их надо не вертикально, а под большим углом. И ног надо не две, а побольше — Толлеус не отличался хорошей координацией и ловкостью и не льстил себе. Сначала он хотел сделать четыре лапы, как у животных. Три будут всегда стоять на земле, чтобы конструкция не падала. А четвертая будет шагать. Но искусник быстро понял, что такой вариант не хорош. Лучше сразу шесть ног, как у жуков.
В основе прямоугольный каркас от повозки. Не гнущиеся ноги-жерди, привязанные искусными нитями, расходятся веером в разные стороны. Другие нити, натягиваясь и расслабляясь, заставляют их двигаться. Каркас получился в метре над землей, также как во времена, когда он еще был настоящей повозкой.
Тонкие жерди все равно вязли в грязи, и Толлеус приделал ступни: разломал оставшиеся колеса на половинки. Получилось нормально — для болота в самый раз.
Конструкция простейшая. Единственная сложность — переставлять ноги правильно, чтобы они не цеплялись друг за друга. Пусть жук двигался медленно — не важно, но вручную делать каждый шаг было слишком утомительно.
Толлеус потратил несколько часов, прежде чем собрал и отрегулировал связку из целого вороха "смотрителей", "сторожей" и "слуг". Зато теперь жук двигался и даже поворачивал сам, подчиняясь простой команде с посоха.
Искусник ликовал, любуясь со стороны, как угрожающего вида конструкция со скрипом ползает по болоту. А второе "я" пристыжено молчало.
***
— А я тебе говорю, болотная тварь его сожрала! — с жаром доказывал долговязый парнишка своему рыжему товарищу. Парочка расположилась у кромки последних деревьев — дальше начиналась топь.
— Смотри, вон обод, что я говорил! — снова начал долговязый, тыча пальцем в колесо от телеги, наполовину зарывшееся в грязь недалеко от колеи, уходившей вглубь болот.