– Да-да… Все так, – прошелестел Вэнь, кивая. – Ты как будто снова оживила мои глаза.
– Это мелочь в сравнении с тем, что дали мне вы. Вэнь улыбнулся, обнажив пожелтевшие, кривые, но все еще крепкие зубы.
– Положи верблюда на место и принеси мне что-нибудь по-настоящему древнее… такое же древнее, как сам Китай… Что-нибудь такое…
– Погребальный нефрит?
– Да. Что-нибудь побольше, чем ладонь, но не слишком большое для моих старых рук.
– Клинок, – быстро произнесла Лайэн. – Я знаю один такой. Он великолепен.
– Императорский клинок, – кивнул Вэнь. – Принеси мне его. Я хочу еще раз насладиться его совершенством.
Лайэн вернула на место верблюда с подозрительно гладкими ступнями и поспешила к дальней стене с множеством полок. Здесь хранился нефрит периода неолита. Но Дэниел оказался проворнее.
– Дайте мне пройти!
Лайэн попыталась протиснуться к шкафчику.
– У меня больше прав находиться здесь, чем у вас.
– А это выясняйте с дедом. Здесь он отдает распоряжения, а не вы.
Полные губы Дэниела изогнулись в усмешке, еще более презрительной, чем поднятый вверх средний палец.
– Думаешь, ты неуязвима? Ошибаешься, безмозглая сучка! И я знаю в чем. – Тыльной стороной ладони он указал на ящик. – Давай-давай, разыгрывай свою шараду.
Сердце у Лайэн заколотилось, руки задрожали. Ей хотелось вцепиться ногтями в это гладкое самодовольное лицо, сорвать с него усмешку. Но она сдержалась. В жизни ее как только не называли. Особенно изощрялись одноклассники в школе, после того как узнавали от родителей, что мать Лайэн – содержанка женатого человека.
– Все прячетесь за широкой спиной деда? – ровным голосом проговорила она. – Пора бы уже повзрослеть, мальчик. Пора выйти в реальный мир, созданный не нами. Тот, в котором нам тем не менее суждено жить.
– Ты…
– Уйдите с дороги! – с холодной яростью повторила Лайэн.
– Я жду, – раздался хрипловатый голос Вэня. Дэниел оглянулся на деда и отступил.
Пытаясь унять дрожь в руках, она выдвинула ящик. Глазам ее представился целый набор уникальных древних клинков, отсвечивавших под электрическими лампами. Первой пришла мысль о том, с каким бы удовольствием посмотрел на все это Кайл.
В следующий момент сердце будто сжало ледяными тисками. Темно-зеленого клинка с едва заметными пятнами на месте не было.
Лайэн круто обернулась… и встретилась взглядом с глазами Дэниела, убийственно черными, до боли похожими на глаза ее отца.
– Девочка, ну что с тобой сегодня? Почему ты так медлишь? Все мои просьбы очень просты. Погребальный клинок, ничего больше. Ты знаешь какой – мой любимый. Принеси его мне.
– Да-да, – по-английски прошептал Дэниел. – Принеси ему клинок, ты, подзаборная. Принеси, если сможешь.
Мурашки пробежали у нее по коже. Дэниел знает о том, что клинка нет на месте!
Он молниеносно протянул руку через ее плечо, так, что Лайэн инстинктивно отшатнулась, выхватил из ящика клинок, держа его как настоящее оружие.
– Третий клинок слева во втором ряду, верно, дедушка? – спросил он на кантонском диалекте.
– Да, да! Ты что, не помнишь, Лайэн?
Забыв о том, что Вэнь не может этого видеть, Лайэн покачала головой:
– Нет, дядюшка.
Она перевела взгляд на руки сводного брата. Он действительно достал из ящика третий слева клинок во втором ряду, но совсем не тот, который положила туда Лайэн. Как слепая отошла она от ящиков. Дэниел сам вложил нефрит в изуродованные руки деда.
Лайэн был не знаком этот клинок. Она лишь видела, что он того же размера и примерно того же веса, что и тот, который вчера купил Кайл. Оттенок нефрита чуть отличался. Этот камень был тоже почти прозрачным, но не светился так, как тот. На нем тоже были пятна, но смотреть на них не доставляло удовольствия. Гравировка ясная и четкая. Поверхность камня, насколько Лайэн могла видеть, ровная и ничем не замутненная. Ни трещинок, ни царапин.
– Ах… – проговорил старик. – Гладкий, как атлас, ни холодный, ни теплый. Чистый вес. Еще один старый-старый друг. Опиши мне его, Лайэн.
Лайэн с усилием разжала губы, но слова не шли. Клинок, который держал в руках Вэнь, не шел ни в какое сравнение с утраченным произведением искусства. Однако старик не мог этого увидеть.
– Я сам опишу его, дедушка, – заявил Дэниел.
Торжествующим голосом он заговорил о клинке в древних, почти поэтических выражениях. Вэнь слушал, кивал, бормотал что-то одобрительное, будто действительно общался со старым другом.