– Как вы это определили?
– Китайский нефрит приобретает такой светло-бежевый оттенок – его еще называют «цветом цыплячьих косточек», – если его раскалить. Огонь изменяет химическую структуру нефрита. Камень становится прозрачным, выцветает почти до белизны, но узоры остаются четкими, как если бы только что вышли из-под рук мастера. Под действием времени и огня изменился лишь основной цвет нефрита, а более темные линии, похожие на кровеносные сосуды, остались нетронутыми. Поразительный результат.
– То есть время лишь подчеркнуло его красоту. На лице ее промелькнула улыбка.
– Вы очень способный ученик. Или, может быть, я рассказываю то, что вы уже знаете?
– Я ведь уже предупредил: когда надоест, я вам сразу скажу. Что вы еще видите, глядя на этот браслет цвета цыплячьих косточек?
– По форме он скорее всего слегка изогнутый. Кайл вгляделся внимательнее. Кивнул.
– Изогнутый браслет выточить гораздо труднее, чем украшения правильной геометрической формы. Но этот мастер оказался на удивление искусным и терпеливым: ему удалось сохранить одинаковую толщину камня, несмотря на изгибы.
Кайл наклонился, потом даже присел на корточки, чтобы получше рассмотреть браслет.
– Сейчас, в эпоху машин, нас не удивляет такая точность. Но этому браслету примерно пять тысяч лет.
Кайл внимательно выслушал все, что сказала Лайэн. И то, что не сказала, он тоже услышал. Она по достоинству оценила браслет, она с почтением относится к мастерству древнего резчика, восхищена результатом, но делать заявку на эту вещь не собирается.
– А что делает клинок периода неолита более ценным, чем этот браслет?
– Абсолютно ничего.
– Но вы не собираетесь заявлять о желании приобрести этот браслет?
– Нет, не собираюсь.
– Почему?
– По причинам чисто личным, не связанным с моей профессией.
– То есть, другими словами, это не мое дело.
– Я уже заметила, что вы способный ученик…
Кайл стремительно вскочил, немного напугав ее своей быстротой, говорившей о физической ловкости и силе. Лайэн отступила на шаг.
– …и быстрый к тому же.
– Младшему брату приходится быть быстрым и ловким. Иначе его в порошок сотрут.
Она взглянула на высокого крупного человека, стоявшего перед ней, пытаясь представить его мальчишкой.
– Сколько у вас братьев?
– Трое. Все старше меня. И две младшие сестры. Лайэн мечтательно улыбнулась:
– Шестеро братьев и сестер… Как это, должно быть, весело!
– Это точно, – подтвердил Кайл. – Постоянный цирк из шести участников!
Несмотря на сухой тон, губы его непроизвольно раздвинулись в улыбке. Он постоянно вступал в конфликты с братьями, упрямые и независимые сестры доводили его до белого каления, и все же ни от кого из них он не отказался бы в обмен на тишину и покой.
Правда, время от времени Кайл чувствовал потребность отдохнуть от всех, в том числе и от родни. Так, после поражения в Калининграде и кражи янтаря ему понадобилось удалиться далеко и надолго, чтобы зализать раны и все обдумать. Сколько глупостей он натворил! Никогда больше он не совершит ничего подобного… если только это будет зависеть от него…
– Ваша семья живет здесь? – поинтересовалась Лайэн.
– Кое-кто, но не все время. Вообще мы переезжаем то туда, то сюда. Мы же занимаемся международным импортно-экспортным бизнесом.
– «Донован интернэшнл».
– В моем случае – «Драгоценные камни и минералы Донован». Четыре брата собрались вместе и поделили бизнес между собой. Теперь мы представляем независимые филиалы компании отца.
– Но все еще тесно с ним связанные.
– С этим ничего не поделаешь. От Донована так легко не избавишься.
– От Донована?
– Так мы называем отца между собой. Иногда. Лайэн наморщила лоб.
– Вы разве не ладите между собой?
– Разумеется, ладим. До хрипоты. Пока не вмешивается Сьюза – это наша мать. Льет бальзам, а бывает, всыплет всем как следует, пока снова не восстанавливается мир и спокойствие.
Лайэн попыталась представить себе, каково это – быть членом шумной и любящей семьи. И не смогла. Память рисовала почти сонные картины детства, эпизоды жизни размеренной и спокойной – ни сверстников, ни шумных игр. Мать изо всех сил старалась превратить их дом в оазис уюта для своего любовника. Не то чтобы девочка чувствовала, что ею пренебрегают. Мать никогда ею не пренебрегала. Напротив, всю жизнь они были очень близки – скорее подруги, чем мать и дочь.