12 
– Со мной всё в порядке, Всеволод Алексеевич, – голос был твёрд и трезв. – Я хочу, чтобы вы прояснили всё – от и до. И если для этого надо выпотрошить нас прямо сегодня – мы в вашем распоряжении. Жаль, что придётся вскрывать Настю. Она этого точно не хотела. Мы, разумеется, никогда не говорили на такие темы, – тут же добавил он. – Но я хорошо знаю свою дочь.
– Выясняется, что не очень хорошо, – как бы нейтрально проговорил Северный в сторону. – Ну что ж… – обратился он к мужчинам. – Начнём с молодого отца.
Всеволод Алексеевич присел в кресло напротив безутешного вдовца.
– Олег, вы знали, что ваша жена – поклонница такого небезопасного вида спорта, как одиночные роды на дому?
– Как вы можете быть таким бессердечным?! – тот внезапно взвизгнул. – Моя жена, моя любимая Настя… умерла, а вы… ёрничаете!
– Отвечайте на вопросы, Олег. Я не ёрничаю. Я скорблю. Ваш способ скорби – истерика. Мой – сарказм. В любом случае наши стилистические предпочтения не имеют никакого прикладного значения.
– Но есть же какие-то общечеловеческие нормы…
– Отвечай на вопросы, тряпка несчастная! – железным тоном приказал зятю Корсаков.
– Ну хорошо, Леонид Николаевич. Только из уважения к вам… Да, я знал, что Настя ходила в какое-то собрание… Школу, что ли? Кружок? Не знаю… Никакая это не секта!
– Ну разумеется! Ни один психокульт не будет настолько откровенен со своими подопечными. Бокор[3] не откровенничает с зомби – он лишь задаёт программу. Название? Адрес? Вы ходили с ней?
– Я не знаю! Я ничего не знаю. Я много работал. И я доверяю своей жене. И что бы она ни делала, чем бы она ни занималась – я всегда доверял ей. Я и представить себе не мог, что она – образованная, современная женщина – всерьёз дойдёт до такого вот…
– То есть вы понятия не имели, с кем общалась ваша жена? Хорошо. Она состояла на учёте в женской консультации? Это была желанная беременность? Хотели ли вы ребёнка?
Северный вёл себя в худших манерах киношных следователей. Уж кто-кто, но судмедэксперт знает, что худшие манеры киношных следователей куда лучше лучших манер следователей реальных. Точнее сказать – совсем другие. И он сейчас просто цепко наблюдал за реакциями Олега. Тот повёл себя так, как и ожидалось – в худших манерах киношных же подозреваемых. Зять Корсакова, заломив руки, надрывно выкрикнул:
– Она не ходила к врачам. Она не считала беременность болезнью. И – да, да, да! – я хотел ребёнка!!! Что вы от меня хотите?
– Ну, уж точно не ребёнка, – Всеволод Алексеевич криво усмехнулся. – Удобная позиция, Олег, вы не находите? Ничего не вижу, ничего не знаю, я ей доверяю…
– Своему отцу она рассказывала больше, чем мне! – он с ненавистью героя немого кино посмотрел на тестя. – Я свободен в своих передвижениях или мне уже предъявлено обвинение?! – Олег вскочил с кресла.
– Пусть идёт, – сказал Корсаков. – Вы не против, Всеволод Алексеевич?
– Леонид Николаевич, я – всего лишь частное лицо, пребывающее в этом доме по вашему приглашению. И я – судмедэксперт, а не юрист. Случайный самаритянин, а не представитель компетентных органов со всеми соответствующими полномочиями. Если ваш мальчик хочет пройтись и состояние его костно-суставного и мышечно-связочного аппаратов обеспечивают ему свободу передвижений – как дядя Сева может быть против?
– Иди, – коротко кинул Олегу Корсаков.
Зять вынесся из гостиной.
– Саша, сделай так, чтобы за ним проследили… Ненавязчиво. И тоже пойди подыши воздухом.
Охранник кивнул и вышел вслед за Олегом.
– В чём вы подозреваете вашего зятя? – Северный удивлённо посмотрел на Корсакова.
– Ни в чём… Я не подозреваю. Я – опасаюсь за него. Как бы чего… Олег – действительно безвольная тряпка, подкаблучник, всегда во всём с Настей соглашался и слова никогда кривого против не говорил. Он работает в моей компании, но, несмотря на то, что у него такие, сами понимаете, возможности – он даже до топ-менеджера завалящего региона не дослужился. Так… на подхвате. Он безынициативен, нерасторопен, не слишком умён, не способен к решительным действиям в самых обыкновенных ситуациях, куда уж там стрессовых. Олег – ленивое дерьмо, альфонс и истеричка, но, как ни странно это прозвучит, он любил мою дочь. Его совершенно не в чем подозревать. Тем более и следователь, и вы сами, Всеволод Алексеевич, сказали, что мою дочь никто не убивал.
– Это предварительные выводы. Всё-таки предварительные. В заповедях есть «Не убий», но нет: «Не окажи помощи ближнему своему». Последнее, что правда, в несколько иной интерпретации, – есть в УК РФ. И как раз за неоказание. Но на первый взгляд все, кроме вашей дочери, невинны, аки агнцы, а следователю некогда доказывать обратное. Себя она и так уже приговорила и даже привела приговор в исполнение… Но младенец в коробке… Леонид Николаевич, что было в собственности вашей дочери? Не чем вы позволяли ей пользоваться, а что находилось в её законной собственности.
12 
