Особенно,... 
62 
Отец всё тянул и тянул Юру к стойкам с одеждой – он выбрал ему кооперативную куртку, пошитую под малый размер, но по образцу настоящей пилотской куртки, – однако Москаленко-младший уперся и не хотел уходить от обнаруженных им сокровищ. В конце концов отцу пришлось уступить, и в качестве подарка Юра получил Цихоша и восхитительно пахнущую свежей краской «Космонавтику».
К хорошему быстро привыкаешь, а потому Юра довольно скоро перестал обращать внимание на кооперативные ателье и магазины, пользовался их услугами по мере необходимости и если были деньги. Семейный бюджет, конечно, затрещал, но тут отец пошел на повышение и стал получать зарплату, сопоставимую с заработками кооператоров. Главное – теперь не приходилось унижаться, доставать по связям дефицит. Пошел к кооператорам и всё купил…
13
Однако менялись не только правила торговли. Не прошло и полгода, как правительство всерьез взялось за армию.
Глобальная «чистка» армейских рядов началась летом, которое вошло в московский фольклор как «жаркое». Лето было действительно жаркое – как в прямом, так и в переносном смысле. Особенно жарко стало генералам.
О «чистке» Юра услышал краем уха в аэроклубе, а потом об этом открыто заговорили по телевизору.
Еще в мае «Юность» напечатала повесть известного писателя Юрия Полякова «Сто дней до приказа». Москаленко-младший эту повесть не читал, ему и без повестей хватало литературы, но Венька Бейшан рассказывал о ней всякие ужасы: типа в повести показана страшная «дедовщина», которая царит в нашей армии, показано, как там унижают и убивают новобранцев, а офицеры наживаются на солдатах, заставляя их строить дачи вместо боевой подготовки.
Юра, конечно, и раньше слышал о «дедовщине», но воспринимал ее как должное – опытные солдаты должны учить молодых, а слухи о страшных массовых избиениях и диких ритуалах «посвящения», о «дембельском поезде» преувеличены. Юра был уверен: в ВВС, где он собирался служить, такого нет и никогда не будет. И вдруг выясняется, что все слухи – правда.
Газеты как с цепи сорвались. «Комсомольская правда» посвятила проблеме целый разворот, дискуссионные материалы опубликовали и «Труд» с «Известиями». Кое-кто из участников дискуссии высказывался в том духе, что «Сто дней до приказа» – это поклеп на Советскую армию, а потому повесть надо запретить. Другие, наоборот, радовались, что тема «дедовщины» стала предметом обсуждения, потому что только через открытый разговор советское общество может решить эту проблему.
Позиция КПСС в этой дискуссии стала ясна после того, как издательство «Правда» выпустило повесть Полякова отдельным изданием и миллионным тиражом. Теперь ее можно было найти везде – даже в киосках «Союзпечати». Прочитал ее и Москаленко-старший, хотя почти не интересовался беллетристикой, отдавая предпочтение газетам. Удивился, сказал: «Странно, а в наши времена ничего похожего не было», и на этом дискуссия в семье Москаленко завершилась, не начавшись.
В июле в армии произошли аресты – об этом москвичи узнали из новой передачи «Час суда», появившейся в вечернем эфире второй программы. Передача была интересна тем, что в ней показывали реальные уголовные дела и то, как с ними работает суд. Задачей передачи было определено «юридическое просвещение советских граждан», и действительно многие выпуски были очень интересны, давая материал для живого обсуждения. И вот – таким материалом стала пресловутая «дедовщина».
Юра видел только один такой выпуск, но он потряс его. Перед судом предстали два сержанта, избивавшие новобранцев и в конце концов убившие одного из них, а также их командир – полковник, пытавшийся скрыть преступление. Показывали фрагменты судебного заседания, плачущих родителей убитого новобранца и хмурых солдат из подразделения, дававших показания. Приговор поразил своей необычайной жестокостью: сержанты получили по десять лет колонии строго режима, а полковник – высшую меру наказания!
Оказалось, что это не единственный приговор такого рода. Всего в то лето к разным срокам заключения за «неуставные взаимоотношения, приведшие к тяжким последствиям», были осуждены больше сотни «дембелей» и три десятка офицеров, потворствовавших беззаконию. Семеро из осужденных были приговорены к расстрелу.
Быстрота и беспощадность судебного преследования по фактам «дедовщины» произвела эффект. Много позже, уже будучи курсантом, Москаленко узнал от старших товарищей, служивших тем летом на срочной, что, во-первых, следствие было проведено грамотно: заподозренные в «разгуле дедовщины» части посетили с негласной инспекцией представители военной прокуратуры и Третьего Главного управления КГБ, были собраны неопровержимые доказательства, а потом выдвинуты обвинения, – а во-вторых, после открытых процессов над «дедами» и проштрафившимися командирами был выпущен циркуляр, в котором говорилось, что подобные инспекции будут проводиться и впредь. Старшие офицеры призадумались и решили не доводить дело до того, когда их поставят к стенке. В частях были приняты самые радикальные меры по пресечению «дедовщины» – за малейшее подозрение рядовых, сержантов и даже лейтенантов, командиров взводов, отправляли на гауптвахту. Прибывающих новобранцев поселяли отдельно, чтобы разрушить криминальную традицию. Усилили боевую подготовку, чтобы не было солдат, слоняющихся без дела. А командиры, не уверенные в своих подчиненных, дневали и ночевали в казармах.
62 
