ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  130  

Пока, наконец, не появился Бохадур. Он умел всё, что умеет любой таджик из кишлака: пахать землю, сеять и собирать урожаи, готовить, строить дома, и ещё он всей душой был привязан к лошадям. Большую часть своей жизни на родине и здесь — на заработках в России — он посвятил служению этим прекрасным животным.

Через месяц конюшню было не узнать.

Он один успевал всё.

Чистить денники, выезжать лошадей, вывозить навоз, привозить воду, сено и овёс. Он был вежлив и тих. Вокруг него постоянно вертелись собаки и коты. Даже медведь Андреева, завидев Бохадура, махал ему лапой и заунывно ворчал, жалуясь на старость. С грехом пополам Дима завёл пару-тройку клиентов и занялся прокатом. Вернее — получал деньги. Группы в поля водил Бохадур. Прокат был единственным источником дохода, поскольку оказалось, что воссоздать породу с помощью мерина, трёх некондиционных кобыл и одного жеребца-малолетки достаточно проблематично. Последнему, к тому же, Дима прогнул спину, хотя Бохадур — опытный конюх, предупреждал о возможных последствиях стокилограммового веса хозяина для молодого коня.

Лошади были присмотрены, потихоньку потянулись клиенты «на постой». Дело, было, пошло на лад. В финансовом плане. Дима обновил в «офисе» мебель и компьютер. После чего пригласил всех своих друзей-приятелей, и они шумно пили, пели и плясали… Неделю. Бохадур молча прибирал и за ними.

Прошёл месяц. Второй. Третий…

На исходе третьего Бохадур вежливо поинтересовался у хозяина насчет небольшой — всего-то десять тысяч в месяц — зарплаты, которую он, как и практически любой нормальный таджик, отправлял домой в общий котёл многочисленной семьи. Да, видно, не под той звездой подошёл он со своими дурацкими заботами. Сварливый и похмельный босс просто выкинул его за ворота, пригрозив всем чем можно напоследок.

На следующий день вместо Бохадура на конюшне сидели две ленивые и вечно неумытые узбечки.

Дима не вникал и уже не интересовался. Он ходил мрачный и небритый.

Потом погибла лошадь из «постойных» — он пустил её в прокат, пока хозяйка была в отъезде. Блатная халатность пьяного ездока и… никто не позвал ветеринара вовремя.

Конюшня просуществовала десять месяцев и не принесла хозяину ни фонтанов с подсветкой, ни балясин «Милан», ни, как я подозреваю, места под солнцем в следующей жизни.

Дима продал лошадей, мебель, компьютер и скрылся в неизвестном направлении. Он даже умудрился продать чужую лошадь. Дважды. Видимо, этому он научился, будучи менеджером среднего звена.

Как-то Андреев, с которым так и не рассчитались за аренду земли и построек, чистя ружьё и разговаривая с медведем, сказал:

— Кредит, говоришь, под мамину квартиру? Напомни мне на следующей недельке позвонить в банк.

***

Я встретила Бохадура пару месяцев спустя. Он работал конюхом на другой конюшне. Увидев меня, он поздоровался. Как всегда. Правая рука — к сердцу, поклон, сдержанная улыбка, ясный взгляд.

— Представляешь, — сказала мне хозяйка конюшни, — он проработал у Димы четыре месяца, а тот не заплатил ему ни копейки. Просто его выгнал. Он к нам-то пришёл только из-за Эхолота. Того самого жеребца, которому Дима прогнул спину.

***

Не хочется обманывать ни себя, ни вас — художественная проза порой так далеко отстоит от художеств жизни, что… Не знаю я на самом деле, что теперь с Бохадуром.

Когда его выкинули на дорогу, без денег и благодарности, он ушёл. Ушёл одной из тех дорог, что во множестве ветвятся по нашей маленькой планете. И встреть я его тогда или сейчас, много месяцев спустя, кто поручится, что я отдала бы ему не очень последнюю рубаху.

Ведь у всех нас так много своих проблем.

Прежде кондиционный заводский жеребец Эхолот уже мерин. Спина... А ведь он самый что ни на есть настоящий представитель той самой N-ской породы. Краснопаспортный, для тех, кто в теме.

И не их. И не других. И даже не Бохадура, не оставь его Господь (в чём я лично ни капли не сомневаюсь), я хочу спросить: «Порода — это что?»


НИКАКАЯ НЕ ГЛАВА СЕДЬМАЯ, НАПИСАННАЯ РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ СКАЗАТЬ

«ДО СВИДАНИЯ»… И ЧТОБЫ СЧАСТЛИВОЕ ЧИСЛО!



Ой, что, уже последняя страница? Надо же. Так бы писала и писала, как птица. Или как рыба? Нет, кажется, рыбы молчат. Хотя, кто их знает — все молчат по-своему. Вот мыши в живой природе тоже молчат, а у Льюиса Кэрролла очень даже разговаривают, хоть и теряют периодически нить повествования. И Белые Кролики перчатки носят. Белые-белые горячие-горячие кролики. Нет, чокнутый там — Шляпник. Он спился чаем. Да и Чеширский Кот тоже не очень последователен. То гуляет без улыбки. То улыбка без него по деревьям лазает. Льюис Кэрролл не только маленьким девочкам сказки рассказывал, ещё — на досуге — математикой занимался и философией. Потому и сказки у него такие необычные. А поскольку я его горячая поклонница, как вы помните (или уже не помните?) из ГЛАВЫ ПЕРВОЙ, НАПИСАННОЙ ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ, то и мои узелки, завязанные на память для великовозрастных младенцев, вышли не очень нормальными. Потому что, согласитесь, великовозрастные младенцы — это та ещё норма.

Заканчиваю, заканчиваю. Не то меня завредакцией заругает. Скажет строго, мол, чем больше в армии дубов… Нет, это не отсюда. Скажет, что, чем толще рукопись, тем дороже её производство. А вы, поди, и так немало рубликов за книгу отвалили. В которой вам же гадостей наговорили. Ну, в смысле — правду сказали. (Как правило, это означает одно и то же.)

Спасибо, что купили и прочитали. Мне это очень важно и приятно. В горних высях, где авторам всё равно, читают их или нет, я не парю по причине крайней живости. Нет-нет, мёртвых я понять могу. Мёртвых вообще сложно не понять. А вот живых пишущих авторов, которым всё равно, — не могу. Хоть убейте — не могу понять. И даже мёртвая не пойму. Если автору всё равно, читают его или нет, то какого… он пишет? Лучше бы физкультурой занимался. Я знаете, сколько занятий физкультурой пропустила, пока писала? Гораздо больше, чем вы, пока читали. Так что мне ох как не всё равно! Так что спасибо и даже большое!

Извините за то, что книга вышла. И совсем не такой, как предыдущие. И простите за то, что последующая выйдет. И я совсем не знаю, какой она будет. Вы же видали, какое на мне клеймо? «Несерийная проза». Это такая проза, которая избирательно. Но за дело!

В общем, уверена, что вам понравилось.

А вот вам… да, да, вам, не прячьтесь, уверена — не понравилось.

В обоих случаях — до скорого свидания в книжных магазинах.

Татьяна Соломатина.






  130