— Я не прокрадывалась! Насколько помнится, я пришла просить прощения. Я совершила ошибку и хотела помириться.
— Ошибку?
Горькая насмешка, которую он вложил в это слово, растравляла ей душу как кислота.
— Сомневаюсь, что ты понимаешь, в чем именно заключалась твоя ошибка!
— Прекрасно понимаю!
Гнев заставил Джесс выпрямиться во весь рост и злобно посмотреть на Лоренцо. Но она тут же пожалела о своей импульсивности: одеяло сползло на талию, и Скарабелли смерил оценивающим взглядом ее обнаженный торс.
— Прикройся, — резко велел он.
Какое-то чудесное, безумное мгновение Джесс хотелось отказать ему. Она даже подумывала окончательно отбросить стеганое одеяло и показаться Лоренцо во всей красе, чтобы показать, как мало ее волнует его присутствие. Но эта мысль тут же исчезла; мрачный взгляд черных глаз лишил ее остатков самообладания.
Однако окончательно добил ее голос Скарабелли. Он был рассудительным, холодным, как хирургический скальпель, и не оставлял сомнений в том, что если Джесс надеялась возбудить сексуальность в стоявшем перед ней мужчине и таким образом лишить его способности ясно мыслить, то она жестоко ошиблась. С таким же успехом она могла бы позировать перед дохлым лососем в садке торговца рыбой.
— Я сказал, прикройся. Ты выглядишь смешно.
— Я прикрылась бы, если бы могла!
Джесс боролась с искушением закутаться в одеяло. Она никогда не чувствовала себя такой голой, такой беззащитной, но ни за что не позволила бы ему понять это.
— Если ты не забыл, мой халат остался в соседней комнате.
Мысль о том, почему он там остался, воспоминание об их страстном совокуплении перед камином чуть не убило ее. Джесс с трудом проглотила комок в горле. Глаза жгло, но она продолжила монолог, чтобы не дать воли слезам.
— А если я встану с кровати, чтобы сходить за ним, ты найдешь другие, еще более оскорбительные слова для оценки моего поведения. Скажешь, что выставляю напоказ свою наготу, как...
— Господи! — яростно пробормотал Лоренцо.
К облегчению Джесс, он резко повернулся, вышел из комнаты и через секунду вернулся обратно, держа одним пальцем персиковый купальный халат. Высокомерным и презрительным жестом Скарабелли бросил халат на кровать, словно тот пачкал ему руки.
— Оденься! — надменно велел он. — Возможно, тогда мы сможем говорить по-человечески.
— Сегодня ночью это тебя не слишком волновало, — возразила Джесс, пытаясь натянуть халат и при этом не обнажить ничего лишнего.
Хотя после двух проведенных вместе ночей это было бы верхом глупости, Джесс все же хотелось попросить его отвернуться. Но она знала, каким будет ответ. Что у нее не осталось ни сантиметра кожи, которого он бы не видел, не ласкал и так далее...
Но ни разу за эти две ночи она не чувствовала себя такой пристыженной и униженной. Лоренцо обращался с ее телом так, словно боготворил его. А сейчас смотрел на Джесс с отвращением, словно извлек ее из придорожной канавы.
— Ну да, ты торопился стащить с меня халат и отшвырнуть его в сторону.
— То было ночью. Тогда у меня на уме было другое... Ну что, ты готова к разговору?
Хотя больше всего Джесс хотелось послать его к черту и больше никогда не видеть, она удовлетворилась тем, что встала с кровати, выпрямилась во весь рост, составлявший метр семьдесят восемь, и решительно завязала пояс на стройной талии.
— Если уж этот разговор неизбежен, то да, я готова. Но если ты не возражаешь, мне бы хотелось продолжить беседу в другой комнате. — А если он и возражает, ей на это наплевать. — Действительно, спальня для этого подходит мало.
С высоко поднятой головой она прошествовала в гостиную, заставив Лоренцо пойти следом.
— Ну, — начала она, повернувшись к Скарабелли лицом, — кажется, ты хотел объяснить мне, какую, по твоему мнению, ошибку я допустила два года назад.
— Любовь требует абсолютного доверия, — неумолимо произнес он, как судья, зачитывающий обвинительный приговор. — Именно это я сказал тебе тогда. Стоило твоему доверию поколебаться, как ты не выдержала. Ты действительно верила, что я сделал все эти гадости. Ты ни капли не верила...
— Лоренцо...
Не в силах вынести разделявшее их расстояние, Джесс шагнула вперед и взяла его за руки. Не отводя потемневших серых глаз, она крепко сжала пальцы Скарабелли, словно могла этим жестом заставить его поверить ей.