Особенно,... 
31 
Ленинградская дамба, протянувшаяся через цепь фортов до Кронштадта, не только служила защите столицы от наводнений, которые после войны приобрели прямо-таки катастрофический характер, но и являлись военным объектом. По слухам, на фортах находился центр гидролокационного контроля, собирающий и обрабатывающий данные, поступающие от сети пассивных акустических станций, разбросанных по дну Финского залива и Балтийского моря. Говорили, что если над банкой Коппарстенарна чихнет тюлень, его тут же услышат в Кронштадте и занесут в каталог. Понятно, что подобное сооружение нуждалось в особой охране. Въезд и проход на дамбу осуществлялся только по пропускам и после многочисленных проверок. А на фортах дислоцировался дивизион противолодочной и противокорабельной обороны, вооруженный новейшими торпедами и находящийся в постоянной боевой готовности.
Зная всё это, Мэл был озадачен решением Вячеслава встретиться именно рядом с дамбой. Если они должны бежать из Ленинграда, то как это сделать через настолько охраняемое и закрытое от посторонних место? Он продолжал недоумевать и на остановке, а тут еще пошел мелкий противный дождь, козырька над остановкой не было, Мэл вымок и начал замерзать. Энтузиазм его несколько увял, офицера-дальневосточника видно не было, и Скворешников начал опасаться, что план побега потерпел крах. Торчать на остановке больше получаса под наблюдением караула было опасно, и Мэл стал периодически отходить к расположенным поблизости домам, держась, правда, в пределах видимости.
Вячеслав появился внезапно, к изумлению Мэла пройдя прямо через пост.
«Приехал вовремя, – похвалил он. – Держи. Это твой разовый пропуск на дамбу. Не волнуйся. Старайся выглядеть естественно. Если вдруг спросят, ты мой стажер».
И они пошли. Скворешникову было крайне любопытно осмотреться на дамбе, но, следуя наказу Вячеслава, он головой не вертел и вопросов лишних не задавал. Стоявшие в карауле матросы пропустили их на закрытую территорию, после чего они очутились в длинном туннеле с выложенным плиткой полом, похожем на переход между станциями метро. Туннель был пуст, слабо освещен, с потолка кое-где капало. Мэл шепотом спросил у идущего рядом Вячеслава, как могло получиться, что двух беглецов легко пропустили на режимный объект.
«Обычное дело, – невозмутимо отозвался офицер-дальневосточник. – Начать с того, что беглец тут только один, и это ты. А я кадровый офицер советского флота, находящейся на секретном задании. Кроме того, охранка наша любит многоходовые комбинации, и если знаешь всю схему, можно использовать ее слабые места в личных целях».
Впереди Скворешников увидел человека в длиннополом кожаном плаще и фуражке с белой тульей. Приблизившись к нему, Вячеслав отдал честь. Потом эти двое обменялись крепким рукопожатием.
«Вы готовы?» – спросил Вячеслав.
«Стоим под парами», – ответил кожаный.
«Тогда в путь».
Кожаный отшагнул, наклонился, и стало видно, что он стоял на крышке круглого люка. Вместе с Вячеславом они приподняли ее. Стали слышны плеск волн и журчание воды в стоках. Из темного отверстия остро пахнуло тиной. Первым туда спустился кожаный.
«Лезь, – приказал Вячеслав Скворешникову. – Там лестница».
Мэл полез и действительно нащупал ногой гнутый прут скоб-трапа, сначала встал на него, а потом быстро полез вниз, сразу оказавшись в кромешной тьме. Правда, чем ниже он опускался, тем светлее становилось.
«Давай сюда, – подбадривал кожаный. – Осторожно. Ступеньки кончаются. Прыгай».
Мэл спрыгнул и обнаружил, что стоит на рифленой металлической поверхности. Кожаный подсвечивал фонариком. Совсем рядом возвышалась какая-то почти неразличимая во мраке, но природным чутьем ощутимая громада. Это же рубка, понял Скворешников. Его догадку подтвердил кожаный: «Добро пожаловать на борт буки-сто-один. Подводная лодка проекта шестьсот одиннадцать. Наша мама», – добавил он ласково, словно и вправду говорил о старушке-матери, которая ждет сына домой.
Ступив на борт боевого подводного корабля, Мэл очутился в совершенно новом для него мире. Конечно же, в юности он много читал о подводниках, смотрел фильмы о них же в калужских кинотеатрах, но одно дело читать и смотреть, другое – почувствовать этот быт на своей шкуре.
Прежде всего Скворешникова поразил совершенно невозможный запах – так, наверное, пахла бы старая квашеная капуста, если бы ее изрядно сдобрили машинным маслом. И если к запаху он быстро притерпелся, то как притерпеться к вечной тесноте? «Мама» хоть и относилась к классу больших дизель-электрических лодок, на что указывала «буки» в ее обозначении, всё равно очень тесна изнутри. Лодку разделяли семь отсеков, но каждый из них был под завязку заполнен оборудованием, необходимым в походе. Куда бы ни направился Мэл, везде он видел пульты и консоли, массивные штурвалы, сотни шкал и лимбов – не обладая известной ловкостью, можно было изрядно ушибиться или, спасите наши души, задеть какой-нибудь важный прибор. Посему Скворешников перемещался по лодке осторожно и без спешки. Впрочем, особенно спешить ему было и некуда – переход через Атлантику занял больше месяца, и за это время пассажиры «мамы» успели изрядно заскучать.
31 
