Особенно,... 
27 
Мэл почувствовал, как у него разом пересохло во рту. Мало того, что этот щеголь, хорошо знакомый с Наоми, этот… Павел Григорьевич оказался, судя по всему, представителем власти – он еще и в курсе, что Скворешников хорошо знаком с арестованными студентами. А что, если он знает, какие темы на посиделках обсуждались? Хотя Мэл и не понимал пока, за что повязали атомщиков, он уже догадывался, что вся эта возня неспроста, и, честно говоря, испугался. Но решил держаться твердо, не выдавая своего ужаса перед ситуацией.
«Признаешь? – Павел Григорьевич покивал дружелюбно, лысина его блестела. – Посещал. А о чем вы там говорили?»
Мэл перевел дух. Кажется, не всё так страшно. Старательно избегая пристального и словно неживого взгляда Павла Григорьевича, Мэл сообщил, что никаких особенных разговоров на посиделках в клубе «Четверг» не велось. Обсуждали литературные новинки, читали стихи, обменивались пластинками…
«Вот как? – Павел Григорьевич улыбнулся. – А о специальности своей твои друзья разве не рассказывали? Об атомных фугасах? О реакторе-размножителе в Калище?»
Мэл не мог припомнить, чтобы атомщики хоть раз рассказывали о реакторе в Калище. Да и словосочетания «реактор-размножитель» Скворешников до сего момента ни разу не слыхал. Врать на этот раз почти не пришлось, а потому признание получилось легче.
Улыбка на лице лысого щеголя застыла. Он достал из кармана пачку турецких сигарет, вставил одну в мундштук, закурил.
«Мне кажется, товарищ Скворешников, – сказал он скучным голосом, – что ты почему-то считаешь меня своим врагом, да. А почему? За что? Ведь мы только познакомились. Может, ты считаешь, что я арестовал твоих друзей? Так нет, я их не арестовывал. Наоборот, я здесь по заданию Партии, и моей целью является выяснить, чем можно помочь твоим друзьям. Ведь они все комсомольцы, отличники учебы, всегда были на хорошем счету. А прокуратура им шьет чуть ли антисоветский заговор».
Глагол «шить», употребленный в данном контексте, был из лексикона калужского уголовника Жоры, что покоробило Мэла. Но делать нечего, и он промямлил в ответ, что рад бы помочь, но не может ничего добавить к уже сказанному.
Павел Григорьевич выслушал, пуская дым в потолок, затем подался вперед и произнес почти зловеще: «Ты, товарищ Скворешников, очевидно, не осознал всю серьезность положения. Речь ведь идет не о будущем твоих друзей из клуба, а о твоем собственном будущем. От твоих ответов на мои вопросы многое зависит. Может повернуться и так, и этак. Кто тебя познакомил с атомщиками?»
Он же под Наоми копает, пронеслось в голове Мэла. Черт возьми, а ведь точно! Она скрылась. Потом взрыв у монумента. Теперь – атомщики. Неужели это всё звенья одной цепи? Наоми, любимая, во что ты впуталась?..
Но Наоми не стояла рядом, чтобы объяснить. Да и не захотела бы она, наверное, объясняться. Ведь было уже столько возможностей и подходящих моментов. Но она даже не намекнула, не попыталась как-то подготовить Мэла к грядущим проблемам. Не это ли означало ее «прости»?..
Впрочем, Скворешникову удалось довольно быстро справиться с собой и подавить обиду. О своей связи с Наоми он лысому щеголю докладывать не собирался. Пусть хоть в тюрьму сажает, урод такой!
«Сам познакомился, значит? – Павел Григорьевич покачал головой. – Тогда возникает новый вопрос: зачем познакомился? У тебя разве друзей на факультете мало? Знаю, что немало. У меня тут есть кое-какие сведения о тебе. – Павел Григорьевич достал тонкую папку, развязал тесемки, разложил на столе какие-то листки, исписанные убористым почерком. – Коммуникабелен… Поддерживает ровные дружеские отношения… Помогает в учебе отстающим… Широкий круг интересов… Это всё о тебе, товарищ Скворешников. Зачем тебе атомщики? Как их деятельность входит в круг твоих интересов?»
Мэл упорно стоял на своем: литература, стихи, пластинки.
«О-хо-хо, да. – Павел Григорьевич затушил сигарету. – Не хочешь по-хорошему? Что ж, будем по-плохому. Что это такое?» – И он выложил на стол «левую» тетрадку в черной обложке.
Мэла словно ожгло. Уж насколько он был миролюбив и бесконфликтен, но этот лысый щеголь явно перегнул палку. Кто вообще позволил рыться в личных вещах? Тоже генеральный прокурор?
«Думаешь, это имеет значение, да? – удивился или искусно изобразил удивление Павел Григорьевич. – Уверяю тебя, после того, что мы нашли в этой тетради, уже не имеет. Ты очень хорошо соображаешь, товарищ Скворешников. Ты очень умен и наблюдателен. Но ты слишком далеко зашел, чтобы оставить это без последствий. Пушка. Пушка для полета в космос и на Луну. Криотронные переключатели и атомные фугасы. Для этого тебе были нужны атомщики? Говори!»
27 
