26 
Я перевела её в родзал.
Она материла акушерок, Иван Иваныча, всех мужиков и маму с папой, родивших её на свет. Она билась головой об стены родзала и ложилась на пол прямо посреди коридора. На бедном интерне, опрометчиво оставшемся с нами на ночь, не осталось живого места. Она хваталась за него двумя руками и давила бедного юношу, как лимон, приговаривая: «Мамочка… Мамочка… мамочка-а-а-а-а-а-а-а-а-а….» Всей бригадой мы отрывали Милочку от несчастного интерна, внушая ей, что он – папочка и дома его ждут жена и очаровательная малышка. Но куда там! Никакие увещевания, уговоры и угрозы не действовали. Милочка перешла на визг: «Режьте меня! Режьте меня!! Режьте меня!!!»
Динамика открытия была ни к чертям. Сердцебиение плода начинало помаленьку страдать, потому как все силы Милочки были брошены на демонстрацию невыносимой боли за несправедливость мироустройства. Генератор лучистой материнской энергии, анонсированный Творцом как целевое устройство родовспоможения, начинал дымиться от перегрузки. Ведь на него повесили и мотор, и дальний свет, и концерт группы «Iron Maiden» с акустикой в тысячу ватт.
Не буду утомлять вас узкоспециальными подробностями. Промучившись ещё пару часов, я поняла, что созрели те самые «по совокупности показаний со стороны матери и со стороны плода», и, записав в историю родов правду, правду и ничего, кроме правды: «Слабость родовой деятельности, не поддающаяся медикаментозной коррекции. Начавшаяся внутриутробная асфиксия плода», отдала распоряжение развернуть операционную. За время эпопеи с Милочкой в родзал к тому же поступило ещё двое, и у меня не было ни малейшего желания изводить не только бригаду, но ещё и ни в чём не виноватых рожениц. Знаете, как бывает, когда в конюшне появляется конь с вредной привычкой? Ну, например, шумно заглатывать воздух. Вся конюшня, весело фыркая, начинает повторять. В результате – поголовное мучение желудочно-кишечными коликами. А надо было всего лишь превентивно удалить одного шалопая.
Между тем Милочка пообещала анестезиологу загрызть его живьём, если ей будет хоть «капелюшечку дискомфортно». Уже лёжа на операционном столе под среднетяжёлым дурманом премедикации, она схватила меня за ляжку и зловеще прошептала: «Косметика!!!»
Ну ладно, эта дура набралась где-то околоподъездных сведений… Но вот какой чёрт дернул меня – неглупую ученицу одних из самых-самых акушеров-гинекологов, не побоюсь этой пошлости, современности?.. Не иначе, как усталость сказалась или ПМС у меня был. Теперь уж и не упомню. После всей этой рыхлой и не по сезону Милочкиного возраста пожелтевшей подкожной клетчатки, после всех этих дрябленьких мышц, этой синюшной брюшины, этих вяловолокнистых апоневрозов и варикозной матки я вместо того, чтобы заштопать её, как доктор Донати прописал, наложила ей косметический шов. Аккуратненький такой. Без «ротиков» и прочих дефектов.
Опустим подробности выхождения из наркоза и первых послеоперационных суток. Первый раз в жизни я хотела убить.
В общем, быстро сказка сказывается, да не быстро дело делается. Придя в себя и немного очухавшись, Милочка пожрала немыслимое количество сухарей, запила это мегалитром кефира и заела центнером печёных яблок. Церукал уже никто не считал. Шипение, раздававшееся из газоотводной трубки, воткнутой в соответствующее отверстие Милочки, воспринималось обычным фоновым звуком послеродового отделения.
Но «… и это пройдёт».
Спустя всего пару суток она была уже при макияже. Как-то во время обхода я застала такую картину: Милочка возлежит на высоких подушках, раздвинув ноги. Между толстенных, трясущихся от малейшего прикосновения ляжек у неё пристроено зеркало с ручкой, и, поворачивая его так и эдак, она рассматривает свой «цветок лотоса» и всё, что его окружает. Деловито так рассматривает. Изучает. И вдруг как заорёт:
– Доктор! У меня ОТТУДА идёт кровь! Я же уже третий день чувствую – что-то не так!
– Так надо, – вздохнув, говорю я Милочке. – Это, дружочек, лохии. Слизистые кровянистые выделения. Если их не будет – то тебе будет «бо-бо». У тебя поднимется температура. И называться всё это будет эндометрит. Ну, помнишь? Вот есть гингивит. А есть – эндометрит. Чему нас учат в школе? Что окончание «-ит» значит?.. Пра-а-авильно! Воспаление! Давай зачётку. Отлично с отличием.
– Сами вы лох! – обижается Милочка.
– Да. Тут я не могу с тобой не согласиться, потому что лох я и есть. Натуральный! – и приступаю к перевязке, потому как акушерке или операционной медсестре Милочка своё послеоперационное пузо не доверяет. А зря. Они в подобных манипуляциях бывают если и не опытнее врача, то куда как сноровистее.
26 
