Зазвучала громкая музыка, по экрану заметались серые языки пламени (телевизор был черно-белый и при появлении титров жужжал), а в языках показался скорченный жид, изображенный в лубочной стилизованной манере. На жиде был почему-то нашит могендовид. Вероятно, прежде чем пожечь, киевляне их пометили.
Топтухин подробно остановился на ереси хазарствующих, сообщив, что сии еретики – он вообще предпочитал местоимения «сей» и «оный» – совершали вместо богослужения такие кощунства, что даже рассказать о них он почитает невозможным, после чего долго и со смаком рассказывал, особое внимание уделив групповым совокуплениям. Топтухин не делал тайны из того, что татаро-монгольское иго – клевета и черный пиар хазарствующих историков, впервые разоблаченных Львом Гумилевым. Хазары неуклонно пытались вбить клин между Русью и дружественным ей монгольским народом, а также татарами; ислам был историческим союзником Руси, и именно этой давней дружбой объяснялись многочисленные тюркские заимствования в русском и русские – в тюркских языках; так, русские позаимствовали у тюрков слово «караван» и в ответ подарили слово «барабан». Никакого монгольского ига в таких условиях быть не могло – было хазарское, и именно с хазарским богатырем Черибеем (за кадром в исполнении сестер Берри зазвучало «Чирибим, Чирибом») бился русский инок Пересвет. После того как Дмитрий Донской на поле Куликовом осенью 1380 года объяснил подлым хазарам, где им следует зимовать (отсюда же и выражение «где раки зимуют», происходящее от древнехазарского проклятия «Рака!»), хазары надолго оставили попытки проникновения на Русь и попятились в Европу (почему и речных тварей, ползающих задом наперед, стали называть раками, а впоследствии тем же именем нарекли страшную болезнь. Губернатор поморщился от смеха, представляя некролог «умер от жида»). Топтухин не удержался и на фоне стремительно несущихся по стенам теней зачитал блоковскую «Степную кобылицу». В начале семнадцатого века хазары предприняли очередной реванш, ринувшись на Русь в составе польского войска. Поганый хазар Лжедмитрий Второй был умерщвлен русами с присущей им изобретательностью (Топтухин со смаком расписал пытки – подлинный интерес было не спрятать). Злокозненная Польша вообще служила главным каналом проникновения хазар на Русь. «В левобережной Малороссии, вернувшейся после польской оккупации в состав России, появилось даже оседлое поселение – потомки хазарских иудеев, занимавшиеся безжалостной эксплуатацией русских крестьян. Впоследствии русское население под руководством Богдана Хмельницкого их „совсем истребило“, и страну эту заняли чисто православные казаки». Об этом рецидиве Каганата губернатор слышал впервые. Между тем Топтухин ссылался на «Путешествие Антиохского патриарха Макария, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алепским». Век живи, век учись, подумал Бороздин.
Отдельный комплимент достался Петру Великому за упорство в недопущении хазар на вверенные ему территории: «Я хочу видеть у себя лучше народ магометанской или языческой веры, нежели жидов», – с надрывом процитировал Топтухин, подчеркнув, что историческая близость ислама и православия тем самым подтверждается снова. Губернатор с особым нетерпением ждал главного – истории о том, как в результате трех разделов Польши подлые хазары ворвались в Россию вместе с западными ее областями, как бы в троянском коне; и дождался. Все получило исчерпывающее и внятное объяснение. При первом разделе в Россию проникли более ста тысяч хазар, при втором и третьем их число удвоилось. Топтухин как дважды два доказывал, что разделы Польши и присоединение буферных областей, кишащих евреями, было делом рук злокозненного Понятовского, потому что польские короли и шляхта были с самого начала подкуплены циничными хазарами. Никакого иного замысла, кроме проникновения в Россию, у хазар не было. Ради этого они были готовы на все. Польша в изложении Топтухина представлялась зловонным гнойником на российской границе – орудием Каганата, жестоко угнетавшего несчастных поляков; именно местью за это многовековое угнетение – и инспирированные хазарством разделы – объяснял Топтухин радость поляков, наблюдавших, как горело варшавское гетто. Польская хазарофобия, восклицал он, не менее обоснованна, чем русская.
Главной задачей русских, по Топтухину, было с тех пор ограничение хазарского влияния: черта оседлости не помогала, ибо русский народ по бесконечной доброте своей не только пропускал хазар в столицы, но и сходился с бесчестными, развратными хазарками. О хазарском разврате Топтухин говорил столь же долго и смачно, сколь и о пытках Лжедмитрия Второго.