143 
С этого дня он подписывался Давидом.
22
С верхней дороги два коричневых камешка Адалар казались висящими в воздухе. Граница между морем и небом не просматривалась отсюда — слева открывалась сплошная хрустальная бездна той голубизны, какая бывает на юге только в конце марта, на еле заметном переломе от дня к вечеру. Ять шел уже час, но не устал ничуть. Было три пополудни. Дорога оказалась на удивление безлюдной — только на повороте к Никитскому саду встретился ему перепуганный дачник с вязанкой серых корявых поленьев. Ничего пугающего в облике Ятя как будто не было — видимо, старик боялся всего.
По обыкновению, чтобы не скучать наедине с собой, Ять принялся придумывать историю. Представим приморский город, в котором — в мирное, разумеется, время, без всяких революций, — сошлись, не сговариваясь, приятели старинных лет, прежде любившие съезжаться на недорогих русских курортах. Ни один не признается, что погнало его сюда: измысливаются фантастические причины, делаются многозначительные намеки… Ну, вот ты, положим, что здесь делаешь? Да так, подлечиться: ты же знаешь местные воды. О, прекрасно знаю: купец Железников разливает их в большие мутные бутылки (якобы дневной свет вредит целебным свойствам воды из пещерного источника): самая мутность бутылок негласно предупреждает о том, что дело нечисто. Ну хорошо, а ты зачем приехал? Показать жене места моей юности. А давно ли ты женился? Недавно, меньше года… И приехал сюда с женой в марте? Да, ведь все гораздо дешевле! Но где жена? Ах, она простудилась и уехала. А я остался.
Итак они обмениваются этими глупостями, и каждый прекрасно понимает другого, — все скрывают истинную причину, — но вот незадача: причины, похоже, никто не знает. Каждый делает вид, что ему есть что скрывать, — но наедине с собой признается: я не знаю, что здесь делаю. День идет за днем, и сам я прошел полверсты, разрабатывая завязку, — но что же было дальше?
Сейчас, сейчас. Никогда нельзя обманывать читателя, обещая ему развязку, сервируя закуски в предвкушении главного блюда — и оставляя голодным: иное дело, что двинуться все должно в небывалом направлении, которого он сам еще не видит. Вот тоже был занятный, если вдуматься, сюжет: одно время… когда же это было? Да, точно, тринадцатый год: «Биржевка» стала вдруг на последней странице публиковать — в пунктирной рамке, чтобы желающие могли вырезать, — список, о котором никто не мог сообщить ничего достоверного. Просто — «Списокъ», без всякого уточнения. Там было тридцать девять фамилий, довольно нейтральных, часть из них он знал — Мизеров, Фоскин, но с другими инициалами. Что, если бы он обнаружил там собственную? Был ли это список членов тайной организации (несомненно, для террористов определенного толка особый шик заключался в том, чтобы опубликовать его под носом у правительства, по принципу «прячь лист в лесу») или невинный перечень учредителей акционерного общества, у которого не хватило денег на публикацию своего слишком длинного названия, — Ять так никогда и не придумал; как-то раз он обсудил эту историю с Грэмом.
— Это был список действователей, — сказал Грэм, как обычно вразрядку, не потратив и трех секунд на выдумывание новой сказки.
— Ну-ка, ну-ка, — подбодрил Ять.
— Действователей, то есть людей, предназначенных к изменению мира. В этом составе они способны действовать с максимальным результатом, как пуля, посланная в цель под верным углом.
— Но кто определяет этот максимум?
— Не «Биржевка», конечно. Раз в неделю приходит таинственный человек в рыжем пальто, непременно в рыжем. Он передает список, а при нем конверт с деньгами. Метранпаж набирает, но каждый раз заменяет одну фамилию, думая, что этим срывает дьявольский замысел. В один прекрасный день метранпажа находят мертвым. Но уже поздно — все пошло не так, и в результате мы живем в том именно мире, в котором живем. Это хорошо бы, знаете, жечь с двух концов: сначала таинственный список, потом убийство метранпажа.
— А вы не хотите вместе со мной разобраться, что за список?
— Нет, конечно! — с ужасом воззрился на него Грэм. — Зачем мне знать, как есть, если я знаю, как надо?
Вот, однако, и Ялта. И понятия не имея о том, что его здесь ожидает, он с предчувствием счастья узнал белый амфитеатр, спускающийся к морю: ажурный летний театр, ресторан «На горе» со знаменитой террасой, белые плоские крыши, черные кипарисы и золотой купол церкви святого Николая — покровителя рыбаков, хранителя плавающих и путешествующих. Храни меня, святой Николай.
143 
