126 
— Что вас рассмешило? — с улыбкой, без малейшего раздражения поинтересовался Остромов.
— Я, видите ли, ах-ха-ха, — не мог успокоиться Альтер, — я немного знаю литовский, да, было дело… И как раз Tvaikus значит вонючий, тысяча извинений, да, да… Именно и исключительно вонючий, применительно к самым низким предметам. Потому что иначе было бы Kvapus — пахучий, что можно сказать, например, о цветке…
Остромов продолжал улыбаться. Единственное ведомое ему литовское слово tvaikus он услышал в 1916 году от горничной в псковской гостинице Болховитинова и запомнил — она выкрикнула его на прощание, и оно показалось ему очень литовским, пригодится блеснуть; горничная была по-балтийски строптива. Вспоминать литовку, однако, было не время.
— Позвольте, — проговорил он, как бы озадаченный. — Но ведь это совершенно меняет дело.
— Совершенно, — хихикал Альтер, — совершенно…
Начинали понемногу улыбаться и другие; следовало действовать быстро.
— Это значит, — продолжал Остромов, — что Чюрленис получил посвящение от Миколаса Тракайского, больше не от кого! Во всей Литве один Миколас Тракайский обладал трансфизическим обонянием и чувствовал запахи невидимых сущностей.
— Подумайте! — воскликнула Мурзина. — Должно быть, настолько неземные запахи…
— Разумеется, неземные, — кивнул Остромов, — но если Чюрленис ощутил зловоние… это объясняет все, включая болезнь! Благодарю вас, брат Альтергейм, вы открыли мне тайну гибели литовского брата. Вы знаете, должно быть, что он погиб во внезапном приступе безумия?
— Слышал, — кивнул Альтергейм.
— Значит, его все-таки не пустили туда, — скорбно сказал Остромов. — Если бы он был допущен… о, какой божественный аромат встретил бы его. Те из вас, кто случайно наделены от рождения трансфизическим обонянием, почувствуют запах, рядом с которым нежнейший из земных ароматов — не более чем запах гнилого болота. Но Чюрленис, вероятно, ощутил серу… и смрад его грехов оказался сильней благодати. Отсюда безумие, бегство… и тайна. Молчите об этом, чтобы не омрачить его памяти.
Все потупились и умолкли, как бы чтя память мало кому ведомого Чюрлениса. Неловкость была преодолена.
— Приступим теперь к рассказу об истинной природе Стража, — продолжал Остромов, благополучно выпутавшись из преамбулы. — Это древний дух, отказавшийся когда-то шагнуть дальше и теперь предостерегающий всех, чтобы вы также не осмелились ступить за грань; непременным атрибутом Стража служит обширная емкость, для земного глаза как бы чемодан, в которой пребывают оробевшие души. Вы тоже после смерти окажетесь в этом чемодане, если в последнюю минуту повернете назад. Помните: тому, кто не осмелился прямо взглянуть в глаза Стражу порога, — пути назад нет: только в мешок. Когда вы увидите Стража — поворачивать поздно.
Он вперился потемневшими круглыми глазами прямо в широко раскрытые данины. «Я не выдержу, — подумал Даня, — я испугаюсь».
— Что сказать Стражу порога? — усмехнулся Остромов. — От первых слов зависит, пропустит ли он вас или попытается задержать, нагоняя ужасные видения. Для начала дайте понять, что за плечами у вас уже немалый умственный и метафизический опыт, что вы многое знаете и не дадите запугать себя просто так. Это первое сообщение из трех, которые нужно передать при переходе. Второе: попросите его допустить вас к сокровищам. Не будет греха потребовать, пусть и в сдержанной форме: отдай, о, отдай мне свои сокровища! Не пробуйте угрожать ему, ибо один удар его эго размозжит ваш мозг, как лев расплющивает антилопу, — но твердо дайте ему понять, что за вами стоит могущественная сила. Наша ложа ведет преемство от древнейших французских орденов, вы приходите не с улицы, за вами авторитет людей, чьи истинные имена гремят по Вселенной, — ни на миг не забывайте об этом. Дайте понять, что вы не одни, что с вами лучшие умы, подталкивающие вас здесь, — тут он скромно кивнул, дескать, да, вы поняли правильно, — и ожидающие там, в пространстве вечного освобождения. После этого Страж распахнет перед вами сокровища, которые даже на физическом плане ослепят вас золотым блеском; помните, что сразу после того, как поднимутся завесы, вам следует помедлить перед входом и благоговейно приветствовать братьев, которые уже находятся там, словами, принятыми в нашей ложе: «Я пойду дальше, — об этом вы должны предупредить со всей смелостью, в сколь бы грозном виде ни показался Страж. Это ясно?»
126 
