105 
Утро Поленова начиналось теперь с кружения на месте — десять кругов через левое плечо, пять через правое, потом девять через левое, шесть через правое, и так далее, пока не выйдет наоборот. Потом он скакал поочередно на левой и правой ноге — 5 и 6, 6 и 7, 7 и 8 и назад, — и сознавал себя уже до такой степени, что не сбивался, надо было только не думать о Морбусе, вообще не думать. Вероятно, в это время копилась сила. В заключение гимнастики он должен был не менее трех минут ударять себя по тощим ягодицам — трижды правой рукой по правой, дважды левой по левой, а потом наоборот, и так пятнадцать раз. Это упражнение Остромов придумал сам. И нельзя сказать, чтобы утренняя мысль — а вот сейчас Поленов бьет себя по жэ! — не доставляла ему беглой, безгрешной приятности.
6
— Никуда она одна не пойдет, — уперлась Тамаркина.
— Да ты что, Тамаркина! — воскликнула Варга. — Я если куда захочу, то всегда пойду.
— Нечего, нечего. Какие еще тут люди. Знаю я, какие люди.
— Тамаркина, — сказала Варга тихим злым голосом. — Чего ты меня учишь, да? Я не с тобой живу, а с ними живу, — и она ткнула тонким пальцем в воротниковскую дверь. — Мне вообще шестнадцать лет давно было, да? Когда захочу, никого не спрошу, а тебя меньше всех, да?
— Ты знаешь чего, девка? — ощетинилась Тамаркина. — Ты хвостом не верти. Я знаю, какие такие твои планы и об чем мысли. Ты пойдешь и в подоле принесешь, вота. А я почем знаю, какие там люди и что. Я про Ольгу слова не скажу, а об тебе у мене голова болит. Я сама туда пойду, что за люди и как.
Нервничая, Тамаркина пропускала слова.
— Катерина Иванна, — сказал Даня. — Я же не предупреждал. Я только насчет Варги. Туда, может, и нельзя…
— Мне везде можно, — отрезала Тамаркина и ушла к себе наряжаться.
— Нет, ну ты видел?! — воскликнул Миша, наблюдавший за всем этим из кухни. — Тамаркина полюбила Варгу! Ей Варга классово своя! Она боится, как бы ты не сманил ее в притон!
— Очень на меня похоже, — хмуро сказал Даня. Он представил, как заявляется в гости с Варгой и Тамаркиной и как Тамаркина среди разговора о духовной науке начинает учить Варгу, чтоб не велась с кем попало, как вот ети, и горько пожалел о поленовском приглашении.
— Опекает ее, как просто я не знаю, — сказал Миша. — Если б ей до меня столько же было дела, я бы повесился.
Тамаркина вышла из своей комнаты, нарядившись в строгую темную блузу и шерстяную коричневую юбку. На костлявые плечи она накинула красный платок, а волосы заколола гребнем.
— Идем давай, — сказала она Дане. — И ты смотри у меня, если ты ее поведешь куда не след, я не посмотрю, что ты тут родня, а дурь-то повыколочу.
— Она ей и варенья, и печенья, — ябедничал Миша. — А Варга не смотрит, дура. Меня сроду никто так не любил.
— Ты-то в подоле не принесешь, — обернулась Тамаркина. — А у девки сейчас в городе раз-раз — и голову снесло, и она выскребаться. У брата сестра выскреблась так вот, и чуть не померла. У тебя голова умная, а ты дурак.
— Золотые ваши слова, Тамаркина, — сказал Миша и укрылся в комнате.
Интересный человек собирал кружок на Каменноостровском проспекте, в помещении, выделенном по благословению адского Райского. Даня трижды, как предупредил Поленов, позвонил и со стыдом ждал у бурой двери. Варга с Тамаркиной препирались всю дорогу, находя в этом странное удовольствие. Похоже, Тамаркина и на рынке торговалась так же увлеченно, и могла перенудить любого.
Открыл Поленов — со смешанным выражением высокомерия и услужливости.
— А это кто же? — спросил он строго, озирая Тамаркину.
— Кто надо, та и есть, — отрекомендовалась она решительно. — Давай, мил человек, показывай, что тут у тебя.
— Это с нами, няня Варги, — поспешно соврал Даня. — Это Варга, Константин Исаевич.
Поленов скользнул по Варге брезгливым взглядом и отступил в глубь квартиры.
Интересного человека Даня сначала не увидел. Он сидел в тени, одетый в длинную лиловую мантию. На столе горели семь свечей в бронзовом подсвечнике, Даня видывал такой в симферопольской синагоге, куда зашел однажды из любопытства. Рядом лежал старинный иззубренный меч. Шторы были опущены. Даня почти не видел собравшихся, заметил только крупную старуху в шали и бледного, востроносого юношу, которого мельком видел в «Красной». Он даже усомнился, тот ли, — но востроносый дружески кивнул.
— Это мой сосед Даниил, — то ли гордясь, то ли стыдясь, представил Поленов. — С подругой, а подруга с бонной.
105 
