76 
Господи, как он суетился! Куда-то убежал с чайником. Вернулся. Снова убежал. Вернулся с горячим чайником. Что-то нёс и вообще не знал, куда себя деть. Примус без публики, наедине с Полиной, оказался крайне уязвим. Не успел настроиться от неожиданности или ещё чего… Кто знает. А может, думал: «Я, в этой убогой общаге! И что делать тут с этой девочкой? Целоваться?..» Как-то сразу и навсегда он понял Вадима Короткова, которому прочитал много исполненных сарказма лекций на тему, мол, что можно с одними, то можно со всеми остальными. И что любовью оскорбить нельзя ни в каком месте. А тут вдруг понял, что можно. Вот именно здесь, в этой комнатушке, – можно и любовью оскорбить. Как с добрым утром! Сказать по-русски – стушевался. И стал не Примус, в смысле – Primus, – а керогаз какой-то.
После часа неловкого чаепития и картонной беседы он проводил её до автобуса. Хотел до дома, но она отказалась:
– Лёш, ещё не поздно. А ты потом будешь из центра на свои Черёмушки пилить. Перестань! Это совершенно лишнее. Я вполне способна проехаться на автобусе самостоятельно и пройти два квартала от Ленина до проспекта Мира без приключений. Спасибо за чай. На улице ты снова стал похож на себя обычного. Вот и автобус, пока-пока! До послезавтра! – Полина поцеловала его в щёку, запрыгнула в раскрывшиеся двери длинного жёлтого автобуса и помахала ему ручкой из окошка, отъезжая.
– Дурак! – сам себе жарко шептал Примус, напиваясь вечером в гордом одиночестве. Ни читать, ни думать ему сейчас не хотелось. Хотелось напиться и уснуть. И видеть сны…
- – …И видеть сны? Вот и ответ.
- Какие сны в том смертном сне приснятся,
- Когда покров земного чувства снят?
- Вот в чём разгадка. Вот что удлиняет
- Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
- А то кто снёс бы ложное величье
- Правителей, невежество вельмож,
- Всеобщее притворство, невозможность
- Излить себя, несчастную любовь
- И призрачность заслуг в глазах ничтожеств,
- Когда так просто сводит все концы
- Удар кинжала?.. [32]
цитировал пьяный Примус в полночь в комнате студенток третьего курса, размахивая над колбасой тупым кухонным ножом. Увы, увы, увы… С публикой ему было проще, чем наедине с собой. Суета и скоморошество – тоже своего рода медитативные техники. Толпа – своего рода психотропное вещество. Как следствие – отходняк куда горше, чем после одиночества.
Начался второй семестр, и все стали прежде всего теми, кем они прежде всего и были в данный текущий момент времени, – студентами Одесского медицинского института имени Николая Ивановича Пирогова.
О, не волнуйтесь! Автор помнит, что эта глава называется «Глеб». Но названия – это такие условности, согласитесь! Вот, например, если кто-то называется «студентом», вправе ли он быть ещё кем-нибудь? Глупой девицей или безнадёжно влюблённым? Так что название – это просто такая условная вешка, поставленная в бескрайнем поле текста. Такая же, как наименования: «студент», «женщина», «мать», «врач» и так далее – всего лишь привязки-ориентиры в бескрайнем поле жизни. Потому что всё вместе чувствовать, осознавать и принимать сложно – какое уж там описывать. Но надо стараться. Что это за студент, если он не учится? Что это за женщина, если она не любит? Что это за мать, если она не раздобудет своим детям мандаринов? Что это за врач, если он не знает пропедевтики? И что это за писатель, если он не может, слово за словом, описать неописуемое целое? Или хотя бы не попытается. Так что вешки нужны разные. И иногда они вроде огонька зажигалки, мелькнувшего в кромешной тьме. Ты уже в открытом космосе, паришь там без скафандра – и мысли твои, и чувства твои, и ощущения твои, сплавляясь в неразделимое, уже близки к постижению истины… И тут – клац! – кто-то щёлкает кремнем, прикуривая (всего лишь за мгновение до окончательного откровения, вот что обидно!) – и ты приземляешься из своего космоса куда-нибудь на задний двор. Сидишь там себе тихонечко, вдыхаешь запах вселенной, и не надо тебе никаких окончательных откровений. Во всяком случае, пока. «Ой, спасибо тебе, дорогой товарищ с зажигалкой, что ты вовремя появился. А теперь пойди погуляй. До следующей в тебе необходимости!»
Так что будет и Глеб, когда время придёт. Один из многочисленных помощников режиссёра (может, и тот, что прикуривал) – уже предупредил, что скоро его выход.
76 
