В 1922 году он построил и апробировал экранирующие радиоволны устройства — клетки, сделанные из частой металлической сетки и снабженные заземлением. И первый же проведенный опыт подтвердил электромагнитную гипотезу инженера!
Вот что он пишет в своей книге «Биологическая радиосвязь», изданной в 1923 году: «Когда дверца клетки была закрыта, сидевшему внутри экспериментатору В. Л. Дурову не удавалось передать подопытному животному (собаке Марсу), находившемуся снаружи, никакого мысленного задания. Но стоило открыть дверцу, как Марс в точности исполнял приказы».
Современники высоко оценили эти эксперименты. Основоположник теоретической космонавтики Константин Циолковский писал о Кажинском:
«Явления телепатии не могут подлежать сомнению. Не только накопилось огромное количество соответствующего фактического материала, но чуть ли не каждый поживший семьянин не откажется сообщить о лично им испытанных телепатических явлениях. Почтенна попытка объяснить их с научной точки зрения. Такую попытку делает Б. Б. Кажинский. Он сравнивает нервную систему человека с радиотелеграфом. Он находит и соответствующие органы в теле животного…»
Позднее Кажинский работал над проектом «регистратора мыслей». Он писал: «уже одна возможность технического осуществления “регистратора мыслей” должна знаменовать собой эпоху». По его мнению, в случае если бы удалось создать такой регистратор, можно было бы и построить прибор, воспроизводящий технически те же колебания, то есть воспроизводящий мысль — «искусственную мысль»!
Надо отдать должное Кажинскому — он первым из исследователей оценил огромную опасность, которую могут представлять психо—машины для человечества. Именно по этой причине он поделился информацией о проводимых опытах с известными писателями—фантастами того времени.
Но Кажинский ошибся. Другой исследователь телепатии — член—корреспондент Академии медицинских наук профессор Леонид Васильев в начале 1930–х годов провел опыты, опровергающие гипотезу Кажинского. Оказалось, что экранирование участников опыта железными или свинцовыми камерами с толщиной стенок в 1–3 миллиметра не препятствовало и даже не ослабляло передачу мысленного внушения сна или пробуждения. Таким образом было доказано, что энергия, которая осуществляет мысленное внушение, не связана с электромагнитными волнами.
Возникает вопрос: почему эксперименты Кажинского были успешными и подтверждали его предположение? Оказалось, что в парапсихологических опытах большое влияние на результат оказывает настроение их участников. Исследователи были убеждены, что, закрывая дверь экранирующей клетки, они воздвигают непреодолимый барьер «электромагнитным излучениям», создаваемым головным мозгом Дурова. Психологический же фактор в опытах Кажинского вообще не рассматривался…
* * *
15 марта 1934 года «Ленинградская правда» сообщила, что «за научные заслуги ученые ленинградского филиала Всесоюзного института экспериментальной медицины академик И. П. Павлов, профессор А. Д. Сперанский и молодой научный сотрудник Г. С. Календаров награждены персональными автомобилями».
Автомобилей в те годы было мало, поэтому для подобной награды требовались серьезные заслуги. Какое же открытие совершил безвестный «молодой научный сотрудник»?
В научных трудах ВИЭМ (ныне — Институт экспериментальной медицины РАМН) упоминаний о его исследованиях не встречается, словно такого сотрудника вообще не существовало. Это означает только одно — Календаров занимался секретными разработками. Из протоколов заседаний институтского Спецбюро можно выяснить, что такие исследования велись под шифрами «Депо», «Корка», «Банка» и «Труба». Две первые темы касались изучения действия ядовитых газов на живой организм. Две другие были окутаны завесой секретности даже для членов Спецбюро. Именно за их выполнение Календарова и наградили персональным автомобилем.
О деятельности Календарова впервые подробно рассказала историк науки Татьяна Грекова. Вот что ей удалось выяснить.
Григорий Семенович Календаров был специалистом широкого профиля. Работая мастеровым, он обучался в гимназии, превратившейся после революции в опытную школу. Ее Григорий закончил в 1919 году, при этом ухитрившись обучаться на историческом и филологическом факультетах Среднеазиатского университета, а вскоре перевелся на социально—экономический факультет. Здесь он тоже не задержался и осел на медицинском факультете.