ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>

Все по-честному

Отличная книга! Стиль написания лёгкий, необычный, юморной. История понравилась, но, соглашусь, что героиня слишком... >>>>>

Остров ведьм

Не супер, на один раз, 4 >>>>>

Побудь со мной

Так себе. Было увлекательно читать пока герой восстанавливался, потом, когда подключились чувства, самокопание,... >>>>>

Последний разбойник

Не самый лучший роман >>>>>




  25  

Первую зиму нашу семью приютили в своем доме гостеприимные Поколюхины, жившие на краю села Низовка (Низовое). Их самих в доме было пять человек, да и нас — пятеро. К тому же у них ночевали еще и человек пять-шесть рабочих из мастерских под названием «Шарапка». Они делали телеги и сани для фронта. Таким образом, народу вечерами собиралось много, а дом был небольшой: изба-пятистенка, в одной ее комнате — русская печь, в другой — «голландка», в сенцах — корова. Я запомнил красную пятиконечную звездочку над крыльцом, вырезанную из фанеры.

Каждый день я ходил за полтора километра в лес за дровами. Собирал сушняк, отдавая предпочтение дубовым веткам и сучьям. Помню, что стало плохо с солью. Сначала на столе всегда стояла хозяйская соль в солонке, а потом она пропала, и у всех появились свои узелки с солью. Суп без соли был невкусным и не елся. С одеждой тоже дело обстояло плохо. Все ходили в телогрейках, чиненных и перечиненных разноцветными лоскутками. У одного из рабочих, родом из деревни Паника, телогрейка висела клочьями. Он был человеком с большим народным юмором, рассказывал всякие небылицы и образно называл свои лохмотья «лепестками». «Вот опадут мои лепестки, — говорил он, — что я буду делать?»

Немцы рвались к Москве. Наше настроение становилось все более и более унылым. Эвакуированные интеллигенты Буленков и Клименков говорили, что вот-вот падет Москва и большевикам настанет «капут». Папа был другого мнения и возражал им. Крестьянин из Паники тоже пессимистически комментировал слухи с фронтов: «Пропали коммуны. Вот Литер (Гитлер. — Б. Л.) придет и наведет порядок…» Однажды он спросил нашего отца, которого все уважали: «Как вы считаете: что будет с нами, с Москвой? Если Гитлер победит, то будет хуже или лучше?»

Отцу, который перед войной был как-то в Смоленске, привелось тогда слушать лекцию о международном положении. На ней рассказывалось, как Гитлер пришел к власти, как он воспитывал молодежь в ненависти к славянским народам и к России, о неизбежной войне с Германией. Помню, как он приехал после той лекции домой очень взволнованный и стал говорить матери, что будет страшная война, что надо продать дом и уехать куда-нибудь в глубь страны. Но потом его настроение изменилось, он внешне успокоился, и мы остались в Рославле. И вот теперь, во время войны, услышав вопрос от мужика из Паники, Николай Иванович почувствовал необходимость провести среди сельчан беседу. Он начал говорить, и в избе сразу все затихли, даже дети. Отец рассказал о Гитлере, о том, как он пошел покорять народы, которые должны были, по замыслам захватчика, стать рабами; что в основе гитлеровской идеологии лежит мысль об уничтожении части людей. Говорил он хорошо, складно, убедительно, не волновался, только лицо его чуть покраснело. В заключение Николай Иванович сказал, что если даже немцы возьмут Москву, то они все равно не победят нашего народа, ведь брал же Наполеон Первопрестольную, однако вскоре был сам сломлен и с позором изгнан с русской земли.

Прошло какое-то время, и немецкие войска были отброшены от Москвы. Крестьянин из Паники, что ходил в лохмотьях, тогда сказал: «Прав был Николай Иванович! Ведь он ученый, не то что мы — голодранцы».

Помимо тех, кто уважал отца и прислушивался к его мнению, были среди местных сельских жителей и такие, которые относились к нему весьма подозрительно. Особенно странным им казалось, что Николай Иванович никогда не ругался бранными словами и не пил «горькой», за что назывался ими «дворянином». Отец действительно осуждал пьянство и с горечью относился к народному бедствию. Позднее он написал на эту тему стихотворение:

  • Я помню резкие контрасты,
  • Когда, покою вопреки,
  • Спокойный человек, я часто
  • Страдал на берегах реки.
  • Вставали предо мной картины,
  • Какие долго не умрут:
  • Река, затянутая тиной,
  • Лежала как серовский пруд,
  • Дышало теплотой пространство,
  • И нежно лилии цвели,
  • А под кустами было пьянство
  • Хозяев этой вот земли.
  • Каких им нужно революций?
  • Какой природы чудеса?
  • Когда постыдно раздаются
  • С нелепой бранью голоса.
  • Горячие лучи заката
  • Не вынесли холуйских слов,
  • И вечер улетел крылатый
  • В холодный сумрак облаков.

Во время войны отец учительствовал в селе Первое Пересыпкино — преподавал черчение и рисование. В свободное от работы время он писал портреты местных жителей, а также обитателей соседних населенных пунктов. Сельчане с большим интересом и одобрением относились к занятию папы живописью: приносили ему мел и столярный клей для грунтования холстов, приходили наблюдать за его работой. Как правило, я помогал отцу делать подрамники для холстов. Однажды я смотрел, как он работал над мужским портретом, и обратил внимание на то, что нос изображен немного большим, чем он был на самом деле. Я спросил, зачем папа это сделал. И получил ответ: «Чтобы подчеркнуть характер лица». Действительно, с таким носом образ портретируемого человека стал более выразительным и, как ни странно, более похожим на свой оригинал.

  25