18 
Времени думать не было. Она могла только ответить. Стефани нежно застонала, обвила руками шею Дэвида и открыла губы навстречу его поцелую.
Свет в салоне погас. Темнота окутала их. Самолет взмыл вверх и провалился вниз, словно в небе была дыра. Они оказались одни во тьме, в безбрежных небесах, в их милосердной власти.
Стефани не было страшно. Она чувствовала, как сильные руки Дэвида обнимают ее, чувствовала, как бьется его сердце рядом с ее сердцем. И когда его рука скользнула ей под жакет и обхватила грудь, она вскрикнула от наслаждения.
– Да, – прошептал он. – О, да.
Она почувствовала укус его зубов. Ее голова откинулась назад, когда он прижался губами к ее шее. И когда он взял ее руку и дал ей ощутить силу своего возбуждения, она выгнулась ему навстречу.
Какое-то безумие… Но остановиться и остановить Дэвида было невозможно. Его голод был свирепым, но таким же был и ее голод. Она должна была удовлетворить его, подчиниться ему…
Свет в салоне зажегся. Самолет в последний раз дрогнул и выровнялся.
Опомнившись, Стефани приглушенно вскрикнула и попыталась освободиться, но Дэвид ее не отпускал. Он сжал ее лицо в своих ладонях, его губы были горячими и требовательными… И несмотря ни на что, несмотря на свет в салоне, на голос командира, объявлявшего пассажирам, что все в порядке, – несмотря на все это, она снова едва не поддалась страсти.
– Нет! – Стефани забарабанила кулаками по его груди. – Прекратите, – сказала она дрожащим голосом.
Дэвид заморгал, как человек, очнувшийся от глубокого сна, отшатнулся и уставился в пылающее лицо женщины, которую встретил всего несколько часов назад. Ее остекленевшие глаза были огромными. Губы распухли от его поцелуев. Узел волос распался, и волнистые темные пряди рассыпались по плечам.
– Вы отвратительны, – прошипела она, отодвинувшись от него как можно дальше.
Желваки заходили на щеках Дэвида. Он откинулся на спинку кресла и вцепился руками в подлокотники. Отвратителен? Лучше сказать – безумен.
– Дамы и господа, – громкий голос по радио связи прервал его мысли, – мы приближаемся к аэропорту Дуллес. Наш самолет совершит посадку через несколько минут.
Возглас облегчения пронесся по рядам пассажиров. Дэвид тоже почувствовал облегчение, но отнюдь не оттого, что они благополучно пережили грозу. Он благополучно пережил нечто иное.
Такого с ним еще не случалось никогда. Если бы не зажегся свет, если бы Стефани не остановила его, он овладел бы ею прямо здесь, в той знойной маленькой вселенной, которую они создали. Сорвал бы с нее трусики и погружался бы в жаркую глубину до тех пор, пока… пока…
Он потерял над собой контроль. И это напугало его до полусмерти.
Жизнь – его жизнь – была абсолютно подконтрольна ему. Он владел собой. Благодаря этому ему, ребенку, выросшему в семье, взявшей его на воспитание, удалось стать человеком, получить юридическое образование и солидную практику. Он допустил только одну ошибку, когда решил, что любит, доверился женщине, которой нельзя было доверять…
Самолет с глухим стуком коснулся земли. Раздался шквал аплодисментов, несколько человек свистели, но Дэвид уже вскочил на ноги, потянулся за своей сумкой и устремился по проходу к двери.
– Сэр? Мистер Чэмберс? – Стюардесса улыбнулась и бросила взгляд через его плечо. – Разве ваша жена…
– Она мне не жена! – свирепо крикнул Дэвид. – Она мне никто.
Он оставил за спиной не только возглас стюардессы, он оставил все. И, черт побери, не намерен обо всем этом вспоминать. Никогда.
ГЛАВА ПЯТАЯ
В жизни существует несколько непреложных истин.
Например, Стефани знала, что пара птиц-кардиналов будет каждую весну вить гнездо в тени рододендрона, за дверью черного входа.
Они уже были здесь, в это солнечное теплое утро. Самец в ярком оперении подбадривал своим чириканьем самочку, которая летала за все новыми ветками.
– Не знаю, та ли это пара, мэм, – сказал садовник, когда увидел, что она наблюдает за птицами той первой весной семь долгих лет назад. – Может быть, это потомство первых двух, которые свили здесь гнездо.
Какая разница! Если строительством дома занимается молодое поколение, это еще приятней. Хоть кто-то, пусть даже те, с крыльями и перьями, верит в дом и семью.
Были и другие неизменные факты, но уже не столь приятные.
То, как на нее смотрят добропорядочные обитатели городка Уиллингхэм-Корнерс, когда она приезжает туда. Смотрят всегда одинаково: мужчины – с многозначительными ухмылками, от которых у нее по спине бегут мурашки, женщины – осуждающе поджав губы.
18 
