— Какой же дурак… — заорал Рено.
— С тобой все в порядке? — перебила его Ева.
— …делает такие вещи!.. Естественно, все в порядке!
— Я услышала стрельбу, а потом стало тихо. Я звала тебя, но ты не отвечал…
Она водила тревожными золотыми глазами по телу Рено, желая убедиться, что он не ранен.
— Я чувствую себя отлично, — сказал он, понижая голос. — Если не считать того, что у меня сердце чуть не оборвалось, когда я увидел, как ты несешься по этому опасному участку.
— Я думала, что ты ранен.
— И что же ты собиралась делать? Затоптать стадо Слейтера в песок?
— Я…
— Если ты снова станешь выкидывать такие фокусы, я тебе всыплю по одному месту.
— Но…
— Никаких „но“, — прервал он свирепо. — Ты могла на полном скаку оказаться под перекрестным огнем, и от тебя остались бы одни клочья.
— Я думала, что именно это случилось с тобой.
Рено сделал продолжительный вдох, чтобы погасить гнев. Ему приходилось бывать в различных переплетах, в него стреляли не один раз и не два, но никогда он не испытывал такого откровенного страха, как сейчас, при виде Евы, скачущей на бешеной скорости по ненадежному песку и скользким камням.
— На сей раз победа была на моей стороне, — сказал наконец Рено.
Ева с облегчением вздохнула.
— Им теперь понадобится некоторое время, чтобы снова решиться на нападение, — продолжал Рено. — Хорошо бы, однако, чтобы они решились побыстрее.
— Почему?
— Вода, — бросил он лаконично. — Этот каньон совершенно сухой.
Ева вопросительно посмотрела на Рено, когда он вернулся после осмотра бокового каньона. Суровая складка у его рта сказала ей, что ничего утешительного он сообщить не может.
— Сухо, — произнес он.
Она подождала.
— И тупик, — добавил он.
— Далеко?
— Милях в двух.
Ева взглянула на узкое русло, в конце которого парни Слейтера ждали добычи.
— Им тоже нужна вода, — заметила она.
— Один человек может сводить дюжину лошадей к воде… А другие в это время будут ждать, пока от жажды мы не совершим какую-нибудь глупость.
— Тогда нам надо проскочить мимо них. Улыбка Рено отнюдь не успокаивала.
— Я скорее рискну, — сказал он, — взобраться вверх по скале, чем попасть под их перекрестный огонь.
Ева взглянула на каменную стену, которая поднималась до неба.
— А как же быть с лошадьми?
— Они пойдут своим ходом.
Рено не сказал, однако, что пешеход в пустыне имеет немного шансов выжить. Но как бы ни были малы эти шансы, это лучше, чем попасть под ружья Слейтера, пробираясь узким каньоном.
— Решено, в путь, — заключил Рено. — Жажда будет все сильнее и сильнее.
Ева не спорила. У нее уже сейчас пересохло во рту. Она представляла, как мучались от жажды мустанги, которые покрыли огромное расстояние, а в каньоне была жара и духота.
— Сначала ты, — приказал Рено, — потом вьючные лошади.
Русло ручья сузилось и превратилось в еле заметную змейку. Над головой по небу плыли облака, с каждой минутой густея и образуя своего рода бурлящую крышу над сухой землей. Вдали гремели раскаты грома, озвучивая невидимые отдаленные молнии.
Рено увидел, как Ева с надеждой посмотрела на небо.
— Ты лучше молись о том, чтобы не было дождя, — произнес он.
— Почему?
Он указал жестом на стену каньона, которая находилась почти рядом с его протянутой рукой.
— Видишь эту линию? — спросил он.
— Да. Я все удивляюсь, откуда она взялась.
— Это отметка уровня воды.
Ева широко открыла глаза, глядя на линию над головой. Затем спросила:
— А откуда идет вода?
— С плато. Во время сильных гроз дождевой воды больше, чем ее может впитать почва. А в некоторых местах вода вообще не впитывается. Она потоком идет сюда. Такие узкие каньоны заполняются мгновенно на большую глубину.
— Ну и страна, — проговорила Ева. — Ешь песок или тони.
Уголки губ Рено слегка приподнялись.
— В разное время я был близок и к тому, и к другому.
Но никогда он не попадал в такую переделку, как сейчас: впереди тупик, позади банда, а между ними — жажда.
Рено внимательно осмотрел стену каньона. При взгляде на пласты пород у него родились кое-какие мысли.
— Подожди-ка, — сказал он Еве.
Ева остановила лошадь и посмотрела через плечо. Рено держался за выступ седла и рассматривал узкий каньон с таким видом, как будто не видел ничего более интересного за всю свою жизнь.