— Когда нужно выбрать между старым жеребцом, который знает, где найти пищу, и молодым, который сходит с ума по женщине и не знает ничего, — растягивая слова, произнес Рено, — женщина всегда выберет старого жеребца и полный комфорт.
— Женщина, доверившаяся обещаниям первого попавшегося молодого жеребца, у которого на уме только секс, не переживет и одной зимы.
— Ты говоришь как истинная женщина.
— Естественно, — сухо ответила Ева.
Рено неожиданно улыбнулся.
— Ты права.
Ева взглянула на жеребца, затем снова на Рено, вспоминая, что он сказал, когда забрал у нее золотое кольцо с изумрудами.
— Кто она была? — поинтересовалась Ева.
Рено поднял черную бровь в немом вопросе.
— Женщина, которая предпочла твоей любви комфорт и обеспеченность, — пояснила Ева.
Щетина на лице, выросшая за несколько дней пути, не смогла скрыть желваки, которые задвигались на скулах Рено.
— Почему ты считаешь, что была только одна женщина?
— Ты не похож на человека, которого нужно учить дважды.
Уголки рта у Рено приподнялись.
— В этом ты права.
Ева молча ждала, но в ее внимательных золотых глазах светилась сотня вопросов.
Перемена в голосе Рено была просто поразительной. В его тоне не было ни ненависти, ни любви — одно лишь холодное презрение.
— Что она тебе сделала?
Он пожал плечами.
— То же самое, что большинство женщин делает с мужчинами.
— Что же именно?
— Ты должна это знать, gata.
— Потому что я женщина?
— Потому что ты чертовски здорово умеешь дразнить… как и все женщины, которые распаляют мужчину, чтоб он сначала наобещал, а потом сделал почти все, что им нужно.
Рено прищурился и добавил:
— Почти все, но не совсем.
— Что же ты не сделал? Ты не полюбил ее?
Он не без горечи засмеялся.
— В том-то и суть, что это было единственное, что я сделал.
— Ты все еще любишь ее, — сказала Ева.
Ее слова прозвучали как обвинение.
— Зря ты так думаешь, — ответил Рено, искоса взглянув на нее.
— Почему?
— Ты всегда такая настырная?
— Любопытная, — быстро поправила его Ева. — Я ведь кошка, ты помнишь это?
— Это точно.
Рено снова поднялся в стременах, чтобы оглядеть окрестности. Никем не потревоженный, мустанг жадно щипал траву. Птицы спокойно расхаживали по заросшей травой луговине и перепрыгивали с ветки на ветку. В той стороне, где на границе леса и луга паслись на привязи вьючные лошади, не было заметно никакого движения.
Рено натянул повод, готовый возобновить путь к дому Калеба и Виллоу, что находился в горах Сан-Хуана.
— Рено, а чего она хотела от тебя? Чтобы ты убил кого-нибудь?
Он невесело улыбнулся.
— Это только ты можешь хотеть такого.
— Кого же я хотела бы убить?
— Меня.
— Что? — воскликнула Ева. — В этом-то нет никакого смысла!
Рено что-то пробормотал про себя и посмотрел через плечо на девушку, чьи золотые глаза, нежная грудь и пахнущие сиренью волосы преследовали его.
— Саванна Мари хотела жить в Западной Виргинии, где наши семьи до войны обладали фермами, — сказал Рено скороговоркой. — Но я знаю настоящий Запад. Я видел места, где не ступала нога человека, пил из ручьев, чистых, как божья улыбка, проходил через перевалы, у которых еще нет имени… Я держал на ладони каплю росы, горевшую в первых солнечных лучах.
Ева завороженно смотрела на Рено, удивляясь его волнению, его низкому и в то же время звучному голосу, когда он говорил об этой стране.
— Когда я первый раз расстался с Саванной Мари, — продолжал Рено, — я так соскучился по ней, что чуть не загнал двух лошадей на пути к ее дому.
Он замолчал.
— Она не ждала тебя? — предположила Ева.
— Нет, она ждала, — медленно произнес Рено, но в его голосе не было тепла. — В то время я еще оставался наиболее привлекательной партией на сто миль вокруг. Она выбежала мне навстречу со слезами счастья на глазах.
— И что же затем случилось?
Он пожал плечами.
— Как обычно. Ее семья устроила вечер, мы вышли прогуляться в сад, и она позволила мне вполне достаточно, чтобы я обезумел.
Рука Евы натянула повод. Презрение в голосе Рено было как удар кнута.
— Затем она спросила, готов ли я создать домашний очаг и выращивать лошадей на участке, который выделил ей отец вдоль Каменного ручья. Я умолял ее выйти за меня замуж и отправиться на Запад, на более просторные и богатые земли, чем те, что находятся вдоль Каменного ручья.