Особенно,... 
117 
Мы поселились в Лос-Анджелесе. Мама сразу же устроилась на работу — стала писать сценарии для телевидения. Наверное, у нее началась полоса удач, ее работа понравилась, ей стали давать новые заказы, дела пошли успешно. Однажды, когда я была с ней на студии, она рассказала одному человеку свою историю, так тот даже прослезился, пока слушал. А примерно через полгода она встретила Саймона. Мне тогда было шесть с половиной лет. Мы уехали из Бостона в тот самый день, когда мне исполнилось шесть. День своего рождения я встретила в холодной комнате отеля, не было ни именинного пирога, ни подарков. Папочка даже не позвонил, чтобы меня поздравить. Но после всего, что случилось с нами за прошедший год, я чувствовала, что не заслужила поздравления и подарков. Я винила во всем себя, только сама не понимала почему, просто решила, что я виновата, и все.
С тех пор прошло много лет. За эти годы я несколько раз писала отцу, просила его нас простить. Но он не отвечал на мои письма. Только один раз он прислал мне письмо, в котором писал, что моя мать совершила отвратительный, непростительный поступок, что ей не следовало бросать мужа. «Она повела себя как последняя шлюха — бросила мужа и укатила в Голливуд» — так, кажется, он писал. А еще он написал, что я живу в Калифорнии, обители греха и разврата, и он не желает меня знать. Помню, я порвала то письмо и выбросила, а потом долго плакала. Но к тому времени Саймон почти заменил мне отца, и в конце концов я перестала думать о Чарлзе Стэнтоне и даже мысленно не называла его своим отцом.
Однажды — мне тогда было пятнадцать — он приехал со мной повидаться. А может, не приехал, а просто оказался по делам в Калифорнии и зачем-то позвонил мне. Я захотела с ним встретиться, он согласился. Мне было любопытно посмотреть, каким он стал. Но он почти не изменился и вел себя примерно так же, как раньше. Мы договорились встретиться с ним в кафе, мама меня подвезла. Все время, пока мы пили чай, он только и делал, что говорил всякие гадости о маме. Он даже не спросил, как у меня дела, не пожалел, что не видел меня десять лет и не писал писем. Он лишь со злостью сказал, что я копия своей матери. По его словам, мы с мамой поступили по отношению к нему непорядочно и когда-нибудь должны за это поплатиться. Это был ужасный день. Я ушла от него, даже не дожидаясь, когда мама за мной заедет, и бежала всю дорогу до дома. Мне хотелось поскорее оказаться от него как можно дальше. С тех пор я ничего о нем не слышала вплоть до того дня, когда имела глупость пригласить его на церемонию вручения дипломов в университете. Представь себе, он таки приехал в Йель и снова начал ругать нас с мамой. Но к тому времени я стала взрослой и мне все это порядком надоело. Я ему сказана, что больше не желаю его видеть.
Как-то раз он прислал мне открытку на Рождество — уж не знаю, почему он это сделал. Я ему ответила и написала, что поступила в юридическую школу. Больше я о нем ничего не слышала. Он просто забыл о моем существовании. Не знаю, как он мог вычеркнуть меня из жизни — пусть мама его бросила, но я-то от этого не перестала быть его дочерью. У меня была своего рода навязчивая идея, что мне необходимо его видеть, получать от него какие-то известия, чуть ли не бегать за ним. Но теперь я от этого излечилась, он меня больше не интересует. Все кончено, он мне не отец, он для меня не существует. Просто не верится, что мама хочет напечатать его имя на свадебных приглашениях. Вот что я тебе скажу: мое имя не будет стоять на одной странице с его! Чарлз Стэнтон мне не отец. Думаю, ему это тоже не нужно. В конце концов, он мог бы поступить порядочно — отказаться от меня официально и дать Саймону возможность меня удочерить. Но когда я напрямую попросила об этом — на той самой встрече в Бель- Эйр, в пятнадцать лет, — он заявил, что я унизила его своей грубой просьбой. Он всего лишь эгоистичный мерзавец, пусть его кто-то уважает и считает хорошим врачом — мне плевать, для меня он просто ничтожество. И он мне больше не отец.
Чарлз Стэнтон фактически отказался от дочери, хотя формально жена сама ушла от него вместе с Аллегрой — и за это пришлось расплачиваться почти двадцать пять лет. Даже сейчас Аллегра не могла его простить и вряд ли когда-нибудь сможет.
— Я понимаю твои чувства, Элли. Зачем приглашать его на свадьбу? По-моему, ты совершенно не обязана это делать.
Слушая историю Аллегры, Джефф от всего сердца жалел ту девочку, лишенную отцовского внимания, которой она была когда-то. Конечно, в доме Саймона Стейнберга ей жилось лучше, чем с родным отцом, в этом Джефф ни минуты не сомневался. Однако потерять брата и быть отвергнутой родным отцом — очень тяжело для ребенка, и рана в душе Аллегры не затянулась по сей день. Подсознательно она стремилась продолжить прежнюю жизнь и выбирала мужчин, которые отвергали ее, как когда-то отец. К счастью, через много лет и благодаря помощи доктора Грин порочный круг наконец был разорван.
117 
