Коктебель. В дни землетрясения
«Весь жемчужный окоем…»
- Весь жемчужный окоем
- Облаков, воды и света
- Ясновиденьем поэта
- Я прочел в лице твоем.
- Всё земное – отраженье,
- Отсвет веры, блеск мечты...
- Лика милого черты —
- Всех миров преображенье.
16 июня 1928
Коктебель
Аделаида Герцык
- Лгать не могла. Но правды никогда
- Из уст ее не приходилось слышать —
- Захватанной, публичной, тусклой правды,
- Которой одурманен человек.
- В ее речах суровая основа
- Житейской поскони преображалась
- В священную, мерцающую ткань —
- Покров Изиды. Под ее ногами
- Цвели, как луг, побегами мистерий
- Паркеты зал и камни мостовых.
- Действительность бесследно истлевала
- Под пальцами рассеянной руки.
- Ей грамота мешала с детства книге
- И обедняла щедрый смысл письмен.
- А физики напрасные законы
- Лишали власти таинства игры.
- Своих стихов прерывистые строки,
- Свистящие, как шелест древних трав,
- Она шептала с вещим напряженьем,
- Как заговор от сглаза и огня.
- Слепая – здесь, физически – глухая, —
- Юродивая, старица, дитя, —
- Смиренно шла сквозь все обряды жизни:
- Хозяйство, брак, детей и нищету.
- События житейских повечерий —
- (Черед родин, болезней и смертей) —
- В душе ее отображались снами —
- Сигналами иного бытия.
- Когда ж вся жизнь ощерилась годами
- Расстрелов, голода, усобиц и вражды,
- Она, с доверьем подавая руку,
- Пошла за ней на рынок и в тюрьму.
- И, нищенствуя долу, литургию
- На небе слышала и поняла,
- Что хлеб – воистину есть плоть Христова,
- Что кровь и скорбь – воистину вино.
- И смерть пришла, и смерти не узнала:
- Вдруг растворилась в сумраке долин,
- В молчании полынных плоскогорий,
- В седых камнях Сугдейской старины.
10 февраля 1929
Коктебель
Сказание об иноке Епифании
1
- Родился я в деревне. Как скончались
- Отец и мать, ушел взыскати
- Пути спасения в обитель к преподобным
- Зосиме и Савватию. Там иноческий образ
- Сподобился принять. И попустил Господь
- На стол на патриарший наскочити
- В те поры Никону. А Никон окаянный
- Арсена-жидовина
- В печатный двор печатать посадил.
- Тот грек и жидовин в трех землях трижды
- Отрекся от Христа для мудрости бесовской
- И зачал плевелы в церковны книги сеять.
- Тут плач и стон в обители пошел:
- Увы и горе! Пала наша вера.
- В печали и тоске, с благословенья
- Отца духовного, взяв книги и иная,
- Потребная в молитвах, аз изыдох
- В пустыню дальнюю на остров на Виданьской —
- От озера Онега двенадцать верст.
- Построил келейку безмолвья ради
- И жил, молясь, питаясь рукодельем.
- О, ты моя прекрасная пустыня!
- Раз, надобен от кельи отлучиться,
- Я образ Богоматери с Младенцем —
- Вольяшный, медный – поставил ко стене:
- «Ну, Свет-Христос и Богородица, храните
- И образ свой, и нашу с вами келью».
- Пришел на третий день и издали увидел
- Келейку малую как головню дымящу.
- И зачал зря вопить: «Почто презрела
- Мое моление? Приказу не послушала? Келейку
- Мою и Твоея не сохранила?» Идох
- До кельи обгорелой, ан кругом
- Сенишко погорело вместе с кровлей,
- А в кельи чисто: огнь не смел войти.
- И образ на стене стоит – сияет.
- В лесу окрест живуще бесы люты.
- И стали в келью приходить ночами.
- Страшат и давят: сердце замирает,
- Власы встают, дрожат и плоть, и кости.
- О полночи пришли однажды двое:
- Один был наг, другой одет в кафтане.
- И, взяв скамью – на ней же почиваю, —
- Нача меня качати, как младенца.
- Я ж, осерчав, восстал с одра и беса
- Взял поперек и бить учал
- Бесищем тем о лавку, вопиюще:
- «Небесная Царица, помоги мне».
- А бес другой к земле прилип от страха,
- Не может ног от пола оторвать.
- И сам не вем, как бес в руках изгинул.
- Возбнухся ото сна – зело устал, – а руки
- Мокром мокры от скверного мясища.
- В другой же раз, уснуть я не успел —
- Сенные двери пылко растворились,
- И в келью бес вскочил, что лютый тать,
- Согнул меня и сжал так крепко, туго,
- Что пикнуть мне не можно, ни дохнуть.
- Уж еле-еле пискнул: «Помози ми».
- И сгинул бес, а я же со слезами
- Глаголю к образу: «Владычица, почто
- Не бережешь меня? Ведь в мале-мале
- Злодей не погубил». Тут сон нашел
- С печали той великия, и вижу,
- Что Богородица из образа склонилась,
- Руками беса мучает, измяла
- Злодея моего и мне дала.
- Я с радости учал его крушить и мять,
- Как ветошь драную, и выкинул в окошко:
- Измучил ты меня и сам пропал.
- По долгой по молитве взглянул в окно – светает.
- Лежит бесище то, как мокрое тряпье.
- Помале дрогнул и ногу подтянул,
- А после руку...
- И паки ожил. Встал, как будто пьян.
- И говорит: «Ужо к тебе не буду, —
- Пойду на Вытегру». А я ему: «Не смей
- Ходить на Вытегру – там волость людна.
- Иди, где нет людей». А он, как сонный,
- От келейки по просеке пошел.
- Увидел хитрый Дьявол, что не может
- Ни сжечь меня, ни силой побороть,
- Так насади мне в келию червей,
- Рекомых мравии. Начаша мураши
- Мне тайны уды ясть, и ничего иного —
- Ни рук, ни ног, а токмо тайны уды.
- И горько мне и больно – инда плачу.
- Аз стал их, грешный, варом обливать,
- Рукой ловить, топтать ногой, они же
- Под стены проползают. Окопал я
- Всю келейку и камнем затолок.
- Они ж сквозь камни лезут и под печь.
- Кошницею в реке топить носил.
- Мешок на уды шил: не помогло – кусают.
- Ни рукоделья делать, ни обедать,
- Ни правил править. Бесьей той напасти
- Три было месяца. На последях
- Обедать сел, закутав уды крепко.
- Они ж, не вем как, – все-таки кусают.
- Не до обеда стало: слезы потекли.
- Пречистую тревожить всё стеснялся,
- А тут взмолился к образу: «Спаси,
- Владычица, от бесьей сей напасти».
- И вот с того же часа
- Мне уды грызть не стали мураши.
- Колико немощна вся сила человека.
- Худого мравия не может одолеть,
- Не токмо Дьявола, без Божьей благодати.
2
- Пока в пустыне с бесами боролся,
- Иной великой Дьявол Церковь мучал
- И праведную веру искажал,
- Как мурашей, святые гнезда шпарил,
- Да и до нас дошел.
- Отец Илья, игумен Соловецкий,
- Велел писать мне книги в обличенье
- Антихриста, в спасение Царя.
- Никонианцы, взяв меня в пустыне,
- В темнице утомили, а потом
- Пред всем народом пустозерским руку
- На площади мне секли. Внидох паки
- В темницу лютую и начал умирать.
- Весь был в поту, и внутренность горела.
- На лавку лег и руку свесил – думал
- Души исходу лучше часа нет.
- Темница стала мокрая, а смерть нейдет.
- Десятник Симеон засушины отмыл
- И серою еловой помазал рану.
- И снова маялся я днями на соломе.
- На день седьмой на лавку всполз и руку
- Отсечену на сердце положил.
- И чую: Богородица мне руку
- Перстами осязает. Я Ее хотел
- За руку удержать, а пальцев нету.
- Очнулся, а рука платком повязана.
- Ощупал левой сеченую руку:
- И пальцев нет, и боли нет, а в сердце радость.
- Был на Москве в подворье у Николы
- Угрешского. И прискочи тут скоро
- Стрелецкий голова – Бухвостов – лют разбойник
- И поволок на плаху на Болото.
- Язык урезал мне и прочь помчал.
- В телеге душу мало не вытряс мне,
- Столь боль была люта...
- О, горе дней тех! Из моей пустыни
- Пошел Царя спасать, а языка не стало.
- Что нужного, и то мне молвить нечем.
- Вздохнул я к Господу из глубины души:
- «О скорого услышанья Христова!»
- С того язык от корня и пополз,
- И до зубов дошел, и стал глаголить ясно.
- Свезли меня в темницу в Пустозерье.
- По двух годех пришел ко мне мучитель
- Елагин – полуголова стрелецкой,
- Чтоб нудить нас отречься веры старой.
- И непослушливым велел он паки
- Языки резать, руки обрубать.
- Пришел ко мне палач с ножом, с клещами
- Гортань мне отворять, а я вздохнул
- Из сердца умиленно: «Помоги мне».
- И в мале ощутил, как бы сквозь сон,
- Как мне палач язык под корень резал
- И руку правую на плахе отсекал.
- (Как впервой резали – что лютый змей кусал.)
- До Вологды шла кровь проходом задним.
- Теперь в тюрьме три дня я умирал.
- Пять дней точилась кровь из сеченой ладони.
- Где был язык во рте – слин стало много,
- И что под головой – всё слинами омочишь,
- И ясть нельзя, понеже яди
- Во рту вращати нечем.
- Егда дадут мне рыбы, щей да хлеба,
- Сомну в единый ком, да тако вдруг глотаю.
- А по отъятии болезни от руки
- Я начал правило в уме творити.
- Псалмы читаю, а дойду до места:
- «Возрадуется мой язык о правде Твоея», —
- Вздохну из глубины – слезишка
- Из глазу и покатится:
- «А мне чем радоваться? Языка и нету».
- И паки: «Веселися сердце, радуйся язык».
- Я ж, зря на крест, реку: «Куда язык мой дели?
- Нет языка в устах, и сердце плачет».
- Так больше двух недель прошло, а всё молю,
- Чтоб Богородица язык мне воротила.
- Возлег на одр, заснул и вижу: поле
- Великое да светлое – конца нет...
- Налево же на воздухе повыше
- Лежат два языка мои:
- Московский – бледноват, а пустозерской
- Зело краснешенек.
- Взял на руку красной и зрю прилежно:
- Ворошится живой он на ладони,
- А я дивлюсь красе и живости его.
- Учал его вертеть в руках, расправил
- И местом рваным к резаному месту,
- Идеже прежде был, его приставил, —
- Он к корню и прильни, где рос с рожденья.
- Возбнух я радостен: что хочет сие быти?
- От времени того по малу-малу
- Дойде язык мой паки до зубов
- И полон бысть. К яденью и молитве
- По-прежнему способен, как в пустыне.
- И слин нелепых во устах не стало,
- И есть язык, мне Богом данный, – новый —
- Короче старого, да мало толще.
- И ныне веселюсь, и славлю, и пою
- Скорозаступнице, язык мне давшей новой.
3
- Сказанье о кончине
- Страдальца Епифания и прочих,
- С ним вместе пострадавших в Пустозерске:
- Был инок Епифаний положен в сруб,
- Обложенный соломой, щепой и берестом
- И политый смолою.
- А вместе Федор, Аввакум и Лазарь.
- Когда костер зажгли, в огне запели дружно:
- «Владычица, рабов своих прими!»
- С гудением великим огнь, как столб,
- Поднялся в воздухе, и видели стрельцы
- И люди пустозерские, как инок Епифаний
- Поднялся в пламени божественною силой
- Вверх к небесам и стал невидим глазу.
- Тела и ризы прочих не сгорели,
- А Епифания останков не нашли.
16 февраля 1929