В казарме я привел себя в порядок и отправился навестить общежитие имени монаха Бертольда Шварца или же Воронью Слободку — я не знал, во что превратился мой дом. Поразмыслив, я решил зайти с черного хода: в коммуналках парадный обычно забивают. Я нырнул в подворотню и немедленно увидел давнюю знакомую. Катя тащила кота, держа его за передние лапы и прижимая спиной к себе. Задние лапы и хвост Васьки болтались в воздухе, вид у недавнего наглеца был ошарашенный. Я остановился полюбоваться картинкой, но в этот момент из дверей выскочили пацаны. Их намерения читались на лицах.
— Стоять! — сказал я.
Они затормозили с видимой неохотой.
— Почему обижаем девочку?
— А что она, — сказал первый.
— Кота забрала, — продолжил второй.
— Это мой кот! — просветил я. — Пусть берет!
— Почему твой? — возмутился первый.
— Потому что я его привез. Это мой дом!
— Не ври! — насупился второй. — Дом наш! Мы здесь живем!
Спорить не хотелось, и я поступил так, как обычно поступают взрослые в таких ситуациях. То есть нахмурил брови и сделал зверское лицо. Огольцы порскнули в дверь, я взялся за ручку и нос к носу столкнулся с Провом.
— Ваше высокоблагородие? — Он не на шутку растерялся.
— Он! — подтвердил я. — Здравствуй, Пров Савельевич! Не рад?
Он пришел в себя и посторонился. Прежде чем войти, я оглянулся. Катя опустила кота на лапы, но твердо держала его за шкирку, не позволяя убежать. Другой рукой она тыкала Ваське в нос сорванную траву.
— Кушай, Васенька! — приговаривала оторва. — Кушай!
Кот закрывал глаза и воротил морду, но Катя не унималась. К сожалению, полюбоваться вволю мне не удалось: Пров ждал.
Я ожидал увидеть что угодно, но только не то, что оказалось. Мы шли чистым коридором, заглядывали в такие же прибранные комнаты; нигде не было ни веревок, ни белья, ни примусов. Не носились по коридорам дети, а мужики в грязных майках не курили у открытых окон.
— Где люди? — удивился я.
— Женщины работают! — пояснил Пров. — Кто горничной, кто в прачечной, кто на завод пошел.
— Не хватает на еду?
— Кормим, как вы велели, бесплатно. И одежду покупаем. Это они сами решили не сидеть без дела. Копейка каждому нужна. Скоро вернутся!
— А дети?
— Мультики смотрят!
Я заглянул в гостиную. Маленькие веи и веечки сидели на диванах и в креслах, как птички в гнездышках, и завороженно смотрели на экран плазмы. Здесь же обретались вспугнутые мною огольцы. Моего появления они не заметили.
— Кто готовит еду? Где сушите белье? Кто убирает в доме? Присматривает за детьми? — засыпал я Прова вопросами и на все получал обстоятельные ответы. Придраться при всем желании было не к чему.
— Вот что, Пров Савельевич! — сказал я. — Коньяк у нас остался?
— Прошу ко мне! — поклонился Пров.
За время моего отсутствия комната дворецкого изменилась. Узкую железную кровать заменила двуспальная, появилась софа, на столе лежала кружевная скатерть, кружевная накидка укрывала и пузатые подушки. Я мысленно хмыкнул. Пров достал из буфета бутылку и бокалы, мы чокнулись и выпили. Я не успел поставить бокал, как в комнату ворвалась женщина. Я с трудом узнал в ней вейку, некогда подобранную на дороге, — так она поправилась и похорошела.
— Провчик! — крикнула Мария. — Ты не видел Катеньку?
В этот момент она заметила меня и ойкнула.
— В последний раз, когда я видел Катю, — сказал я, наслаждаясь моментом, — она кормила кота травой во дворе. Не знаю, чем питается Васька, но, по-моему, его надо спасать.
Мария охнула и выбежала. На дворецкого было больно смотреть.
— Так! — сказал я. — Значит, Провчик? Седина в бакенбарды, а бес в ребро! Завел, понимаешь ли, гарем!
— Илья Степанович! Ваше высокоблагородие! — взмолился он. — Это не то, о чем вы подумали! По молодости у меня случалось баловство: ну там с горничной или с кухаркой, но с Марией серьезно. Венчаться думаем!
— Тебе сколько лет?
— Сорок пять.
— А ей?
— На двадцать меньше.
— И?
— Думаете, легко вдове найти мужа? Скольких на войне убило! Я ее не принуждал, даже намека не делал. Сама предложила! Говорит: нравлюсь!
«Отчего и нет? — подумал я. — С хорошим жалованьем, столичной пропиской… А может, и вправду любовь?»
— Счастья вам! — пожелал я. — Спасибо тебе!
— За что? — удивился он.
— За то, что согласился.