Там в стылой грязи лежал мужчина. Он был голым как птенчик, весь в разводах засохшей крови.
Я осторожно приблизилась к нему, поскольку даже голый, грязный, истекающий кровью мужчина мог представлять собой серьезную опасность. Возможно, даже чрезвычайно серьезную опасность.
— О! — сказала я. Вступление оставляло желать лучшего. — О, я могу Вам помочь?
Согласитесь, что «Как Вы себя чувствуете?» было бы еще более глупым началом беседы.
Его глаза открылись — рыжевато-коричневые, дикие и круглые как у совы.[4]
— Убирайтесь сейчас же! — сказал он решительно. — Они могут вернуться.
— Тогда нам лучше поторопиться, — сказала я. У меня не было желания оставлять израненного мужчину на тропинке, где ему досталось. — Насколько сильно Вы пострадали?
— Нет, бегите! — сказал он. — До темноты осталось совсем недолго.
Превозмогая боль, он вытянул руку и схватил мою лодыжку. Он действительно хотел привлечь мое внимание.
Я с трудом слышала его слова, поскольку там было столько всего обнажено, что глазам было чем заняться. Я твердо решила сосредоточиться на его груди. Которая была покрыта не слишком густой темно-каштановой шерсткой. На всю протяженность… Нет, я не буду смотреть!
— Пойдем! — сказала я, опускаясь рядом с незнакомцем на колени. Россыпь отпечатков в грязи вокруг свидетельствовала о бурной активности прямо возле него. — Как давно Вы здесь?
— Несколько часов, — сказал он, и застонал, пытаясь подняться на локте.
— В холоде?
Господи Боже! Не удивительно, что его кожа посинела.
— Мы должны доставить Вас в тепло, — сказала я. — Сейчас же.
Я заметила, что кровь из левого плеча все еще продолжала сочиться, и стала осматривать его в поисках других ранений.
Я однозначно совершала ошибку. Оставить его — несмотря на всю эту грязь, кровь и холод — вот что нужно было сделать.
Вообще, что со мной происходит? Я была здесь, разглядывая совершенного (голого и неотразимого) незнакомца с вожделением, несмотря на его испуг и раны.
— Так, — сказала, стараясь придать голосу твердость, взять ситуацию под контроль и нейтрализовать. — Возьмитесь целой рукой за мою шею, и Вы сможете подняться на колени. Потом мы сможем встать и идти.
Он был весь в синяках, но других открытых ран, кажется, не было. Он несколько раз пытался протестовать, но когда небо стало темнеть, так как ночь приближалась, я пресекла эти попытки.
— Давайте двигаться, — сказала я. — Нам не стоит оставаться здесь дольше, чем следует. Нам потребуется почти час, чтобы добраться до дома.
Мужчина стих. Наконец он кивнул. С большим трудом мы подняли его на ноги. Я ужаснулась тому, какими исцарапанными и грязными они были.
— Вот мы и идем, — сказала я ободряюще. Он сделал первый шаг и слегка вздрогнул. — Как Вас зовут? — сказала я, пытаясь отвлечь его от боли ходьбы.
— Престон, — ответил он. — Престон Пардлоу.[5]
— Откуда Вы, Престон? — мы стали двигаться чуть быстрее, и это было хорошо. Лес становился все темнее и темнее.
— Я из Батон Руж, — сказал он, и голос его звучал несколько удивленно.
— И как Вы оказались в моем лесу?
— Ну…
Я поняла, в чем была проблема.
— Вы вер, Престон?
Я почувствовала, как его тело расслабилось от моих слов. Я уже поняла это из «автографа» его мозга, но не хотела говорить, чтобы не пугать его сообщением о моей маленькой «инвалидности». Престон имел — как бы это описать? — более гладкий, насыщенный стиль, чем те Веры, которых я встречала раньше, но у каждого мозга своя характерная структура.
— Да, — ответил он. — Раз уж Вы знаете.
— Даааа, — ответила я. — Я знаю.
Я знала гораздо больше, чем хотела бы знать. Вампиры объявили о себе после появления изобретенной японцами искусственной крови, которая могла насытить их, но другие существа ночи и тени еще не сделали этот гигантский шаг.
— Из какой стаи? — спросила я, и мы споткнулись об упавшую ветку, но удержались. Он облокотился на меня сильнее. Я испугалась, что мы действительно рухнем на землю. Нам нужно было взять темп. Он, кажется, стал двигаться легче, так как мышцы слегка разогрелись.
— Из стаи Оленьих Убийц, южный район Батон Руж.
— И что Вы делали здесь, в моем лесу? — спросила я снова.
— Эти земли Ваши? Простите, что мы вторглись в них без позволения, — его дыхание сбилось после того, как мы наткнулись на этот чертов сук. Какой-то шип зацепился за мою куртку, и я с легкостью выдрала его.
4
Здесь непереводимая игра слов — «tawny» — рыже-коричневый, «Tawny Owl» — неясыть, пегая рыже-коричневая сова.
5
На самом деле «Падлоу», но уж больно созвучно сами-понимаете-чему.