Особенно,... 
80 
— Вот и все, Энди. Последний раз. После сегодняшней ночи, двадцатого ноября 1876 года, больше не будет слез, пролитых понапрасну о мистере Джонни Роулетге!
Глядя на залитый дождем город, Джонни Роулетт курил в темноте тонкую коричневую сигару. Было уже далеко за полночь, но ему не хотелось спать. Это был день игры. Большой игры. Игры, ради которой он приехал в Лондон. Джонни затянулся сигарой, вдохнул горячий дым глубоко в легкие, затем медленно выдохнул, выпуская идеальные кольца округленными губами. Его мысли были заняты предстоящей игрой. И Невадой Мэри Гамильтон. Он рассчитывал на ее поддержку, он привез ее через океан как амулет своей удачи. Он не был уверен, что сможет выиграть без нее.
Джонни выпустил еще одно голубое кольцо дыма и откинул темную голову на мягкую спинку кресла, обитого парчой цвета павлиньих перьев из гарнитура, украшавшего изящную верхнюю гостиную городского дома леди Эшли в Мейфере. К дьяволу Неваду Гамильтон. Он стал играть, когда ему исполнилось четырнадцать, и выиграл много денег с тех пор. Лишь совсем недавно он узнал о существовании Невады Гамильтон. Он не нуждался в ней раньше. Он никогда ни в ком не нуждался.
Джонни проворно вскочил на ноги. Он перешел к большому окну, выходящему на залив. Его зубы крепко сжимали сигару, он стоял совершенно обнаженный, поглядывая на ухоженные лужайки и капли дождя, ритмично падающие с высокой крыши особняка. Он сделал длинный, глубокий вздох, скрестил руки на груди, уверяя себя, что это совершенно естественно — нервничать и беспокоиться в ночь перед большой игрой. Только и всего. Возможно, стакан бренди и горячая ванна помогли бы ему заснуть.
Джонни оставался на том же месте, глядя на дождь, усталый, но не сонный, одинокий, но довольный своим одиночеством. По крайней мере, он считал, что был один.
— Любимый? — Леди Эшли позвала его от двери. — М-м-м?
Он даже не обернулся. Подхватив полы длинного, шелестящего халата, леди Эшли поспешила к нему. Подойдя вплотную, она положила руку на его обнаженную спину.
— Любимый, что-то случилось? Я проснулась, а тебя нет. Я стала волноваться.
— Просто не спится, — ответил он.
— Это дождь, — сказала леди Эшли. — Вы, янки, устаете от наших непрерывных дождей.
Он не отвечал. Леди Эшли рассмеялась, уверенная, что знает, как снять его нервное возбуждение. Она быстро сбросила одежду, встала позади Джонни, обняла и прижалась к нему всем телом.
— Любимый, — шептала она, и ее руки шаловливо поглаживали его широкую грудь, — Ты совсем замерз.
Джонни не ответил. Он просто стоял, курил сигару, глядя на дождь, пока его опытная любовница гладила его грудь, покрывала поцелуями спину и шептала ласковые слова хрипловатым, прерывающимся голосом. Ее умелые руки спустились на плоский живот Джонни, и она стала покачивать бедрами, прижавшись к его твердым ягодицам.
— Забудь свою глупую игру, любимый, — сказала она, когда ее руки скользнули еще ниже. — Думай только об этом.
И ее рука нежно обхватила его плоть и начала медленно скользить вверх и вниз и снова вверх и вниз. Она улыбнулась, услышав его нервный вздох. И когда он попытался обернуться и встать к ней лицом, не позволила ему.
— Нет. Не сейчас. Позволь мне ласкать тебя так, пока один из нас не сможет больше сдерживаться.
Джонни небрежно пожал плечами. И стоял в темной комнате, расставив ноги, опустив руки, все еще сжимая в зубах сигару, в то время как искушенная в любовной игре леди Эшли трогала, поглаживал, и настраивала его чуткое тело, уверенно добиваясь его полной готовности к любовной близости. Наконец ее руки бессильно опустились. Джонни повернулся к ней лицом. Она вырвала сигару из его губ, смяла ее в хрустальной пепельнице и сделала приглашающий жест.
— Идем в постель, Роулетт, — сказала она, и он повиновался.
— Страйкер, подайте экипаж сегодня вечером в восемь тридцать. Ты повезешь мисс Анабел и меня на прием к Уилсонам на Гарден-стрит.
Гигант послушно кивнул:
— Будут ли еще какие-нибудь поручения сегодня?
— Я думаю, нет. Мы ходили по магазинам все утро. Наверно, мы останемся дома и отдохнем, чтобы выглядеть свежими на приеме.
— Очень хорошо, мисс Мэри.
— Да, еще, Страйкер, после приема будет ужин, так что мы не будем ужинать дома. Ты справишься сам?
— Не волнуйтесь обо мне. Если это все, я вернусь вечером в восемь тридцать.
— Спасибо, Страйкер.
Мужчина вышел, и Невада улыбнулась ему вслед. Он был чудесным человеком. Выражение его лица было почти пугающим: нос сломан, рот очень большой, а глаза часто угрожающе сужались. У него были очень мощные плечи, широкая и крепкая грудь, необычайно сильные руки. И он был чрезвычайно добр. По крайней мере, с Невадой. И мисс Анабел. И только это имело значение.
80 
