Они с Клиффом Уилкинсоном вышли из отеля, и он проводил Эйлин к ее машине.
— Спасибо за приятный ужин, — сказала она, обмениваясь с ним рукопожатием. — Если вам и в дальнейшем что-то понадобится, я буду рада помочь.
Когда Эйлин подъехала к своему дому, то окончательно рассердилась. Какое право имел Гидеон Лэнгфорд так вести себя? Она не сделала ничего предосудительного!
От Джастины по-прежнему ничего не было, однако Эйлин и на этот раз не позволила себе отчаиваться. Она вспомнила об Андреа, хотела позвонить ей, но та могла крепко уснуть, и Эйлин решила, что не стоит. Мысли о Гидеоне Лэнгфорде снова вернулись к ней.
Как он посмел? Не остаться ли ей на ночь в своей квартире? Но она, хоть и продолжала злиться, решила не делать этого. Помимо всего прочего, если Памела Лэнгфорд наблюдала за ними, их «единение» имело огромное значение.
Была уже почти полночь, когда Эйлин подъехала к «Оуквейлу». Кем он себя воображает? — снова вскипела она, тихо входя в дом. Его хамство едва не нанесло ей профессиональный урон.
Девушка поднялась по лестнице и бесшумно пошла к своей комнате. Нет, она этого так не оставит. Ни за что! Она сняла жакет и направилась к шкафу. Первое, что она сделает утром, прямо за завтраком, — поставит на место мистера Лэнгфорда с его необоснованной яростью.
Эйлин повесила жакет. Завтра она сразу же... Услышав звук открывающейся двери, она обернулась. Надобность ждать отпала: в дверях стоял Гидеон. Судя по всему, в ярости была не одна она.
— Где ты, черт возьми, была? — потребовал ответа Гидеон.
Судя по видневшейся из-под черного махрового халата обнаженной груди, он накинул халат прямо на голое тело.
— Ты знаешь, где я была! — огрызнулась она.
— Так долго? — зарычал он, входя в комнату.
Эйлин хотела напомнить ему, что ей не шестнадцать, но вместо этого язвительно сказала:
— Ты не забыл, что, обращаясь ко мне, называешь меня «дорогая»? — Ему-то отчего беситься?
Гидеон оставил ее вопрос без ответа.
— Мы заключили договор! — выкрикнул он. — Никаких романтических ужинов с противоположным полом.
— Романтический ужин! — взорвалась она. — Это клиент!
— Ха! — хмыкнул Гидеон, явно не веря ей.
Ей захотелось ударить его.
— Мы обсуждали финансовые вопросы!
— Я заметил!
— У нас был деловой ужин! — Какого дьявола ей понадобилось это объяснять? Он должен оправдываться, а не она!
— Еще полчаса — и вы бы начали миловаться!
— Да как ты смеешь! — Она готова была продолжать, но на его лице отразилась такая ярость, что слова застряли у нее в горле. Он двинулся на нее, Эйлин попятилась.
— Разве ты была не в своей квартире? — Он в ярости схватил ее за руки. — Пока я...
— Не мели чепуху! — закричала Эйлин. — И не суди меня по своим стандартам озабоченного самца!
— Кого?.. — Выпустив ее руки, он покачал головой, словно не веря услышанному.
— Да, я ездила к себе на квартиру, но одна! — И, неожиданно разозлившись на себя, добавила: — Какого черта! Я ни в чем не виновата. А вот ты повел себя просто возмутительно!
— Я?! — проревел он. — Разве это я отсутствовал полночи, неизвестно где болтаясь?!
— Неизвестно где?! — Ее терпение лопнуло. — Послушай, ты! — набросилась она на него в бешенстве. — Если Клиффа Уилкинсона и интересует кто-то, так это Андреа, а вовсе не я. Должна была пойти она, но к вечеру у нее разыгралась мигрень... — Эйлин остановилась. Черт возьми, она оправдывалась вместо того, чтобы взять его за горло! — Не смей никогда так себя вести!
Это не произвело никакого впечатления. Не моргнув глазом Гидеон тут же накинулся на нее:
— Ты не могла позвонить? Не могла заранее сказать мне...
— Я звонила миссис Моррис! — оборвала его Эйлин.
Сверкающие темно-серые глаза сузились.
— Ты замужем не за миссис Моррис! — произнес Гидеон ледяным тоном.
— К счастью, я недолго буду замужем за тобой! — парировала она.
— Мы связаны друг с другом, и ты прекрасно это знаешь! — отчеканил Гидеон, и для Эйлин стало очевидно, что он сыт по горло их договоренностью. — Ты делаешь все, чтобы поставить под угрозу мое желание взять под опеку ребенка брата и... — Гидеон внезапно остановился, потому что Эйлин неожиданно почувствовала себя побежденной и, едва сдерживая слезы, поспешно отвернулась.
— Я... — Она не могла говорить. Лучше умереть, чем расплакаться!