15 
Или:
– Моя мать была иностранкой. В 1963 году она победила на очень престижном конкурсе «Мисс Пелопоннес». Между прочим, редкой красоты была женщина. Во время турне по Европе она встретила одного зубастого импресарио, который уговорил ее принять участие в конкурсе «Мисс Казино», проходившем в Монако. Увы, она не только не победила, но и заболела чудовищным кишечным расстройством, которое было вызвано местной пищей. Бедняжка умерла в страшных и долгих мучениях: несколько месяцев ее нутро исторгало все, что в нем было, в том числе и недоношенный плод – полагаю, вы догадываетесь, кто это был, – безобразный, как породившая его диарея. Отец же так и остался неизвестен.
Или:
– Мои родители были братом и сестрой, как и их родители. В моей семье уроды рождаются из поколения в поколение. Эта традиция кровосмешения прервется на мне: даже моя сестра находит меня чересчур безобразным.
Или:
– Вы видели фильм «Человек-слон» – там слон напугал беременную женщину и она родила слоноподобного урода. Со мной было то же самое, с той лишь разницей, что моя мать была отоларингологом.
Она осмотрела на своем веку такое множество ушных раковин, что помешалась на этой части тела. В результате у нее родился ребенок, в лице которого во плотилось это роковое наваждение, – я.
Я развлекался как мог.
Я превзошел всех в уродстве, как борец сумо превосходит всех в тучности; я стал чемпионом, героем легенды. Самые красивые японки вздыхают по необъятным сумотори – вот и меня теперь постоянно окружал ареопаг дивных созданий.
Вскоре публика перестала ходить на показы мод, если в них не участвовал я, их находили вялыми, скучными, без изюминки. Когда очередному кутюрье удавалось получить мое согласие, он выпускал меня примерно каждые десять минут, облачая в новинки, подчеркивавшие мои недостатки. Большой заслуги за модельерами я туг не признаю: не нужно особых талантов– чтобы люди заметили промашки, которые допустила природа, создавая меня.
Один вознамерился сделать для меня эскиз костюма с фальшивым горбом на спине. Я решительно воспротивился: это было бы слишком просто. Он настаивал, и в конце концов мне пришлось сказать ему, что я уже ношу свое проклятье на лопатках: задрав рубашку, я продемонстрировал ему живописные угри. Он не был к этому готов, и его тут же вывернуло наизнанку.
Даже самые смелые кутюрье поостереглись выставлять напоказ мерзость моих плеч. Я был призван шокировать – но все же не вызывать тошноту. Зато мой избыток кожи имел большой успех: «Квазимодо, человек-шарпей», – говорили обо мне по ассоциации с «Тарзаном, человеком-обезьяной».
В моем пресс-досье, быстро достигшем толщины романа «Отверженные», были статьи с броскими заголовками: «Напалм уродства», «Ошибка Господа Бога», «Это чтобы лучше разонравиться тебе, внученька» или, например, «Аберрация в человеческом образе». Меня роднил с монакскими принцессами тот факт, что немыслимо было посвятить мне даже коротенькую заметку, не украсив ее одной или несколькими фотографиями моей особы. С той лишь разницей, что в моем случае снимки ничего не искажали: они все были удачны, поскольку я выглядел неизменно отвратительно.
Я, никогда прежде не выезжавший за пределы родного города, теперь путешествовал без передышки, если можно назвать путешествиями эти поездки, проходившие всегда по одному и тому же маршруту: аэропорт – Другой аэропорт – четырехзвездочный отель – концертный зал. Я даже поставил несколько рекордов: в Женеве не видел Женевского озера, в Нью-Йорке не посмотрел на статую Свободы, в Сингапуре не успел заметить, что мой свитер с высоким воротом не подходит для экваториального климата, и даже – сей подвиг останется непревзойденным, и я сам не понимаю, как мне это удалось, – в Люксембурге не встретил ни одного люксембуржца.
Но если я, по большому счету, мало что замечал, то меня замечали повсюду. Мое лицо очень скоро стало так же широко известно, как лица Мельбы, Ами и разных прочих Синди, завороживших три четверти человечества, Я должен был оттенять этих красоток, но, при виде моего растущего успеха, все чаще задавался вопросом: а может, это они оттеняют меня?
Мужчины мне откровенно завидовали: «Ваша жизнь проходит в обществе самых прекрасных и недоступных девушек планеты. Как бы мне хотелось быть на вашем месте!» Идиоты. Во-первых, никто из них не согласился бы заплатить ту цену, что заплатил я, – быть безобразным как жаба. А во-вторых, когда живешь рядом с «самыми прекрасными и недоступными девушками планеты», к прискорбию своему, обнаруживаешь, что они не так уж прекрасны и отнюдь не недоступны. Я бы сказал даже, до того доступны, что это порой вызывает отвращение.
15 
