Особенно,... 
22 
В какой-то редакционной статье была выявлена удивительная закономерность: «Все вы – люди без чести и совести. Чем больше вы негодуете, тем больше смотрите». Этот омерзительный парадокс немедленно распространился по всем СМИ.
Рейтинг подскочил выше некуда.
Колумнист из вечерней газеты развил утреннюю тему: «Чем больше мы говорим о „Концентрации“, чем больше пишем о ее недопустимости, тем больше зрителей она собирает. Единственный выход – молчать».
Призыв к молчанию получил оглушительный резонанс. «Замолчим!» – кричали обложки журналов. Ежедневная газета с огромным тиражом заполнила первую полосу единственным словом: «Молчание!» Радиоканалы сообщали всему свету, что больше не скажут ничего, ну просто совсем ничего на эту тему.
Рейтинг взлетел до небес.
* * *
– Шоколада все нет? – спросил как-то вечером у Панноники один из мужчин за столом.
– Прекратите! – одернула его МДА-802.
– Увы! – ответила Панноника.
– Ну и ничего страшного. Пустяки! – решительно заявил ЭРЖ-327.
Панноника знала, что это неправда. Он, как и все, в шоколаде остро нуждался. Вроде бы действительно пустяки, но на протяжении многих недель эти крохотные ежевечерние кусочки шоколада были их основной энергетической подпиткой. И конечно, жалкий черствый ломоть и пустая баланда не могли восполнить нехватку бесценных калорий. С каждым днем Панноника чувствовала, что слабеет.
– Может, вам еще раз воззвать к публике? – сказал ЭРЖ-327.
– Чтоб мы остались еще и без хлеба? – взревел мужчина.
– Как вам не стыдно? – воскликнула МДА-802.
– Он не так уж неправ, – вмешалась Панноника. – После моего обращения прошло две недели, и, как видите, кроме исчезновения шоколада, никакого действия это не оказало.
– Откуда нам знать? – сказал ЭРЖ-327. – Мы понятия не имеем, что творится на воле. Может, «Концентрацию» давно уже никто не смотрит. Может, мы накануне освобождения.
– Вы верите? – с улыбкой спросила Панноника.
– Я, например, верю, – сказала МДА-802. – Знаете, есть такая восточная поговорка, по-моему, она очень подходит: «Не опускай руки, ибо рискуешь сделать это за минуту до того, как произойдет чудо».
Назавтра Панноника быстро шепнула на ухо Здене: «Сегодня ночью».
Результат не заставил себя ждать. Около четырех часов пополудни в карман лагерной робы опустились две плитки шоколада.
Панноника весь день не находила себе места.
Когда вечером за столом она показала шоколад, раздались радостные возгласы.
– Санкции сняты! – крикнул кто-то.
– Тише! Подумайте о других столах! – сказала Панноника.
– А почему вы не потребуете шоколада на всех? – возмутился тот, кому она сделала замечание.
– Вы полагаете, я могу что-то требовать? – спросила она, чувствуя, как в ней поднимается гнев.
– Подумали бы, прежде чем выдавать такую ахинею, – сказал спорщику ЭРЖ-327.
– Если уж торгуешь своими прелестями, то имеет смысл назначить цену повыше, разве нет? – процедил тот, не в силах признать свою неправоту.
Панноника вскочила:
– И как же, по-вашему, я зарабатываю этот шоколад?
– Это уж ваше дело!
– Ну нет, – сказала она. – Если вы его едите, вас это тоже касается.
– Нисколько. Я ничего у вас не просил.
– Вы даже не сутенер, вы хуже. А я еще рисковала жизнью, чтобы накормить такую скотину, как вы!
– Ну-ну, нашли крайнего! Все наши считают так же.
Раздался дружный вопль негодования, долженствующий опровергнуть это заявление.
– Не верьте им, – продолжал мужчина. – Они просто не хотят портить с вами отношения, чтобы получать шоколад. Я всего лишь сказал вслух то, что они думают про себя. И потом, вы, видимо, не понимаете: нам совершенно все равно, как вы его добываете, этот шоколад. На войне как на войне.
– Не смейте говорить «нам», имейте мужество сказать «мне», – обрезал его ЭРЖ-327.
– Не вам меня учить. У меня одного хватило смелости высказать то, о чем остальные молчат.
– Самое поразительное, – заметила Панноника, – что вы этим еще и гордитесь.
– Человек имеет право гордиться, когда говорит правду, – заявил мужчина, высоко подняв голову.
На Паннонику снизошла благодать: она вдруг увидела, как смешон ее обидчик, и расхохоталась. Это оказалось заразительно, весь стол покатился со смеху, отпуская шутки на его счет.
– Смейтесь, смейтесь, – огрызнулся он. – Я за свои слова отвечаю. Правда никому не нравится. И я прекрасно понимаю, что отныне мне больше шоколада не будет.
22 
