Нужно закрыть окно… нет, выдержу, еще минута… Из-под опущенных век полились слезы. Ослепительное сияние невозможно терпеть, а ведь еще даже не встало солнце. Еще секунда…
– Ты что, совсем сдурел?! – прозвучал надо мной знакомый голос, и черные жалюзи на окне с грохотом опустились. Нежный полумрак прохладой коснулся ослеп ленных глаз. – Решил покончить жизнь самоубийством?
– Кристоф?! Ты?! Как ты…
– Я знал, что ты придешь сюда рано или поздно. Ждал внизу.
Зеленоватый свет пролился на мои веки, и резь в глазах прошла.
– Я никому не говорил об этой квартире.
– Молодец. Я рад за тебя.
Кристоф. Мой прежний, язвительный, зеленоглазый, черноволосый… молодой Кристоф стоял, опираясь плечом о косяк двери, и смотрел на меня, лежащего на кровати, насмешливо улыбаясь.
– Ты прекрасно выглядишь.
– Зато ты выглядишь как покойник, кем бы и стал, если бы я пришел чуть позже.
– Я хотел… сам не понимаю, чего я хотел. Теперь… теперь я никто, Крис.
– Знаю. – Его голос и взгляд потеплели. Он опустился на кровать рядом со мной. – Знаю, Дарэл.
– Я не думал… Я никогда не думал, что это будет так тяжело. Мне всегда было плевать на них всех… я считал, что мне все равно. А теперь… у меня нет имени, нет семьи, нет друзей. Ничего!
– Твое имя осталось при тебе, семьи рано или поздно лишаются все, а о друзьях я бы не стал на твоем месте говорить столь категорично. По-моему, кое-кто из них сидит сейчас рядом с тобой.
– Кристоф, ты… спасибо!
– Не за что. Ваши дамы придумали для тебя чересчур суровое наказание. Вы, Даханавар, очень… семейные.
Родственные связи значат для вас слишком много, гораздо больше, чем для других. Вриколакос в отместку за отлучение загрыз бы кого-нибудь из сородичей и был счастлив. Лигаментиа просто не заметил бы этого, а Вьесчи создал оппозиционную группировку в пику главе клана и добился восстановления прав. Даханавар, как я и пред полагал, впал в депрессию.
– А что сделал бы ты?
– Я? Понятия не имею. Вопрос в другом. Ты жалеешь, что пошел к Ревенанту и потребовал Ритуала?
– Нет. Наверное, я глуп, так считает Фелиция, но, если бы мне пришлось выбирать еще раз между судьбой клана и судьбой Лориана, я бы снова выбрал его. На верное, я слишком эгоистичен.
Реакция Кристофа была совершенно неожиданной. Он захохотал. Пожалуй, я впервые видел, как он по-настоящему искренне, беззаботно смеется.
– Что? – спросил я хмуро, когда он наконец успокоился.
– Слышал бы ты себя! – сказал он, все еще улыбаясь. – Слишком эгоистичен! Малыш, да это основное, естественное наше состояние. Мы все эгоистичны, подлы и коварны. Ты со своей привязанностью к мальчишке уникален.
– Кристоф, я решил, что… нам больше не нужно встречаться.
– Так… – Улыбка на его лице мгновенно погасла, а глаза стали откровенно злыми. – Это что еще за новости?
– Ты был прав. Я не должен морочить ему голову.
Не смотри так! Ты же видишь, я не могу больше защищать его! Я сам беспомощен и слаб. Я не смог уберечь его раньше, а теперь, когда неизвестно кого нужно бояться больше – бывших друзей или врагов…
– Знаешь, Дарэл, – медленно заговорил кадаверциан, и в речи его явственно зазвучал тягучий старофранцузский акцент. – Когда я увидел, как ты привязан к этому подростку, как беспокоишься о нем, когда узнал, что ради человека, ради ребенка, ты готов пожертвовать со бой, мной, своим кланом, всем миром, я понял, что для нас еще не все потеряно. Если на всей этой плесени, бледной немощи может вырасти такое глубокое, человеческое чувство… Мы со своей многовековой грызней за власть, интригами и жаждой крови просто ничто перед ним. Если ты боишься за него и за себя, я дам убежище вам обоим.
– Лориан боится приходить к тебе, – сказал я, чувствуя какой-то комок в горле. – Там слишком мрачно.
– Специально для него я переделаю пару комнат, – ответил Кристоф, улыбаясь. – Все равно я собирался делать перестановку.
– Ты третий раз спасаешь меня.
– Четвертый. Кстати, ты ел сегодня?
– Не помню.
– Я так и знал.
Колдун извлек объемную сумку-холодильник и поставил ее на стол.
– Это тебе от Вивиана. Первая группа, как ты любишь.
– Очень любезно с его стороны. Ты позавтракаешь со мной?
Крис прищурился, рассматривая меня цепким неприятным взглядом, потом снова усмехнулся и отрицательно покачал головой.
– Удовольствие от еды я получаю только в одиночестве, поэтому никогда не ем в компании.