28 
Смесь кровей наделила этого человека редкостной красотой и еще более редким темпераментом. Холодная аристократическая надменность в сочетании с бурными страстями…
Диана нахмурилась.
– Ладно, – беспечно проговорила она, – и чем мне заняться? Да бросьте вы, Ева. Не надо так на меня смотреть. Вы же слышали распоряжение нашего хозяина. Если вы не дадите мне никакой работы, он нас обоих четвертует.
Она улыбнулась. Через пару секунд Ева улыбнулась в ответ.
– Ну, может быть… если вас не затруднит, достаньте посуду из посудомоечной машины… А потом… потом, если хотите, можете порезать овощи. На обед, да?
Диана согласно кивнула.
– Нет проблем.
Но вскоре она поняла, что ошиблась. Работа элементарная, но даже такое несложное дело оказалось для Дианы непосильным.
Не то чтобы она никогда в жизни не резала овощи. Энн, их экономка, редко допускала Диану в святая святых, то есть на кухню, где владычествовала безраздельно. Лишь изредка она разрешала молодой хозяйке немного помочь ей с готовкой.
Но здесь Диана столкнулась с действительно сложной задачей. Она еще не приступила к перцу, как из-за лука, просто до неприличия злющего, буквально расплакалась. То и дело шмыгая носом и утирая глаза тыльной стороной ладони, девушка чувствовала себя созданием более чем никчемным. Выходит, Энтони был прав, когда говорил, что она вообще ни на что не годится.
Но подобные мрачные мысли только подстегивали ее. Для себя Диана решила, что скорее умрет, чем не выполнит эту работу. Слезы лились градом.
– Клянусь костями моих добрых предков – здесь что-то происходит! – Рассерженный рев вошедшего Энтони, казалось, заполнил собой всю кухню.
Лицо Дианы, прежде такое красивое, распухло от горючих слез. Уж не истерика ли с ней?
Боже Милостивый, что случилось? Что он с ней сделал? А все из-за этой проклятой гордости…
– Ева! Что у вас произошло? Экономка беспомощно развела руками.
– Она помогала мне готовить обед.
– Она не порезалась? Я не вижу крови… – Энтони, скрежеща зубами, наступал на экономку. – Она обожглась! Где? Матерь Божья, Ева, где она обожглась?
– Черт знает что! – Диану трясло от ярости, – ты опять за свое? Я вполне в состоянии поучаствовать в разговоре, мистер Родригес, и я пытаюсь сказать, что я не порезалась, не обожглась и ничего со мной страшного не случилось.
– Тогда почему ты плачешь?
– Я не плачу! Это все из-за лука. Лук очень жгучий, глаза слезятся. Неужели так трудно понять?
Энтони вдруг весь напрягся.
– Дайка я соображу. Ты заливаешься горючими слезами над обычной резальной доской с овощами?
Диана упрямо вскинула голову.
– А вы как-нибудь сами попробуйте порезать лук, Ваше Величество.
Энтони до сих пор еще чувствовал, как в висках стучит кровь. Черт бы ее побрал, эту женщину! Зачем эта дерзость и ребяческая заносчивость, когда он пытается ей помочь? И откуда в ней столько злости? Нос покраснел и распух, в глазах стоят слезы… а ей все неймется.
Он усмехнулся. Диана окинула его леденящим взглядом.
– Что такого смешного?
– Ничего, – быстро сказал Энтони, – ничего смешного.
– Хорошо. Потому что я собираюсь вернуться к работе. Я и так потеряла время.
Энтони приобнял девушку за плечи и вывел ее через стеклянные двери во внутренний двор.
– Куда ты меня ведешь?
– Туда, где смогу присмотреть за тобой.
Они спустились по ступенькам и вышли в сад.
– Что такое? – язвительно осведомилась Диана, – боишься, что я подам на тебя в суд за издевательства?
– Я совершил ошибку, – спокойно ответил Энтони, – прежде всего надо было проверить твои способности и только потом доверять какое-то дело.
– Я же вообще ничего не умею, ты не забыл? Сам же сказал это!
Энтони распахнул какую-то деревянную дверь и подтолкнул Диану вперед. Знакомые запахи – лошадей, кожи и сена – ударили ей в ноздри.
– Говори потише, – предупредил Энтони, – иначе напугаешь лошадей.
– Ну разве не мило? Ты не хочешь расстраивать лошадей!
– Да, верно. Арабские кони очень чувствительны. Мои лошади не объезжены для увеселительных прогулок.
Диана прищурилась.
– Ты всегда так презрительно отзываешься о богатых, а сам-то ты кто, интересно?
– Все правильно, – натянуто проговорил Энтони, – я тоже богатый. Но я таким не родился, я всего добивался сам. Разговор сейчас не обо мне, а о тебе. Скажи, пожалуйста, что ты умеешь делать, но так, чтобы без капризов.
28 
