Неожиданно набежавшая большая волна намочила Джорджине шорты. Девушка пошире расставила ноги и поглубже зарыла ступни в песок. Где-то в верхней части ее списка жизненных правил, примерно под необходимостью нравиться людям и над умением быть хорошей хозяйкой, шло требование казаться такой же, как все. Для этого она старалась заучивать и запоминать по два новых слова в неделю. Она брала напрокат видеокассеты с экранизацией классических произведений литературы. Лучшим фильмом она считала «Унесенные ветром». У Джорджины была и книга, по которой был снят фильм, но она так и не прочитала ее. При виде огромного количества страниц, испещренных множеством слов, у нее опускались руки.
Джорджина провела пальцем по зеленому, как лайм, морскому анемону. Клейкие щупальца тут же сомкнулись. Девушка испуганно отдернула руку и отскочила. Еще одна сильная волна ударила ее по ногам, и Джорджина шлепнулась в воду. Волна тут же потащила ее прочь от берега, а затем отбросила обратно. От неожиданного погружения в холодную океанскую воду у Джорджины перехватило дыхание. И тут ее накрыло следующей волной. Она отчаянно пыталась удержать голову над поверхностью, но ей это плохо удавалось, в рот заливалась соленая вода, смешанная с песком. Наконец, когда очередная волна откатилась, Джорджине удалось встать на ноги, и она заковыляла прочь от линии прибоя. Удалившись на безопасное расстояние, она опустилась на четвереньки и сделала несколько судорожных вдохов, выплевывая изо рта песок. От холода ее зубы выбивали дробь. Все тело зудело от набившегося под одежду песка. Джорджина оглянулась на дом, надеясь, что ее злоключение осталось незамеченным. Не тут-то было.
Глаза Джона были скрыты за солнечными очками. При каждом шаге из-под его сланцев вылетали комочки мокрого песка. Он шел не спеша и выглядел таким уверенным в себе и красивым, что Джорджине захотелось тихонько отползти обратно в океан и там утонуть.
Сквозь шум волн и крики чаек она расслышала его громкий смех. И тут же забыла и о холоде, и о песке. Забыла о том, как выглядит, и о желании утонуть. Безмерная ярость разлилась по всему ее телу и как факел паяльной лампы сожгла дотла ее самообладание. Джорджина всю жизнь старалась избегать ситуаций, в которых она могла бы стать посмешищем, и больше всего на свете ненавидела, когда над ней смеялись.
– Давно я не видел ничего забавнее! – заявил Джон, обнажая в улыбке ровные белые зубы.
От бешенства у Джорджины так грохотало в ушах, что она перестала слышать шум океана. Ее пальцы, зарывшись в мокрый песок, непроизвольно сжались в кулаки.
– Черт, ты бы видела сейчас себя! – качая головой, сказал он и снова расхохотался.
Выпрямившись на коленках, Джорджина швырнула в него горсть песка и удовлетворенно хмыкнула, когда увесистый комок попал в грудь. Пусть она никогда не отличалась завидной координацией движений и легкостью походки, зато она всегда была отличным стрелком.
Смех Джона тут же оборвался.
– Какого черта! – возмутился он и, опустив голову, стал оглядывать свою майку.
А когда поднял голову, то поймал лбом еще один плотный шарик мокрого песка, запущенный Джорджиной. В голубых глазах, мелькнувших над черной оправой, появились угроза и обещание мести.
Джорджина улыбнулась и потянулась за новой горстью песка. Она пребывала сейчас в том состоянии, когда никакие угрозы Джона ее не страшили.
– Эй ты, недоумок, что ж ты перестал смеяться?
Джон снял очки и указал ими на песок в руке девушки.
– Я бы не стал это бросать.
Джорджина поднялась на ноги и, дернув головой, откинула за спину намокшие волосы.
– Боишься испачкаться?
Одна бровь Джона приподнялась, однако этим все его движения и ограничились.
– И что же ты сделаешь? – продолжала Джорджина издеваться над тем, кто неожиданно стал для нее олицетворением всех когда-либо нанесенных ей обид и всех когда-либо случившихся с ней неприятностей. – Что-нибудь в духе истинного мачо?
Джон улыбнулся и, одним прыжком преодолев разделявшее их расстояние, подсек ее и повалил на песок. Джорджина даже вскрикнуть не успела. Ее пальцы сами разжались, и песчаный шарик откатился прочь. Потрясенно хлопая глазами, она устремила взгляд на лицо Джона, которое вдруг оказалось всего в нескольких дюймах от ее лица.
– Да что, черт побери, с тобой такое? – спросил он, и в его голосе звучала отнюдь не злость, а непонимание.
Темная прядь, упавшая ему на лоб, слегка сдвинулась и приоткрыла светлый шрам, пересекавший бровь.