44 
– Значит, я права, – заключила Мэг по выражению ее лица.
– Нет… – все же не согласилась Николь, хотя ее голос звучал уже не столь уверенно.
Она не солгала, сказав, что к тому моменту у них с Дэвидом все закончилось. И, скорее всего, она бы и не вспомнила о нем, если бы не телефонный звонок. Он, как удар молнии, принес осознание, что пока она легкомысленно предавалась чувственным развлечениям своего курортного романа, Дэвид…
– Ну, вот и я… Думаю, это немного подкрепит тебя.
Голос Мартина внезапно ворвался в ее размышления, резко вернув в настоящее, так что она аж вздрогнула и подскочила.
– О, я совсем не хотел тебя напугать. – В голосе Мартина послышалось огорчение, что после его сухой вежливости и холодности она приняла с радостным облегчением и с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться.
– Я… извини… – Она заморгала глазами, подавляя слезы, не желая показать своей слабости. – Я просто где-то витала.
Единственное о чем она молила, чтобы Мартин истолковал ее смятение и бессвязную речь только как реакцию на его неожиданное появление. Потому что истинная причина заключалась совсем в другом: он был настолько близко—совсем, совсем рядом—и, ощутив тепло его мощного тела, у нее все внутри сжалось, она никак не могла справиться с собой. Высокая, стройная фигура с широкими плечами и узкой талией, необыкновенно красивые, длинные ноги в облегающих джинсах, как всегда, не оставили ее равнодушной – сердце так сильно и громко забилось, что она испугалась, что оно выдаст ее.
Усилием воли Николь перевела взгляд на коричневый бумажный пакет в его руках.
– Что это?
– Кое-что, облегчающее участь страждущих, – горячие лепешки с сыром. Попробуй.
Николь без лишних слов взяла хрустящее слоеное пирожное и, откусив, округлила от восторга глаза.
– Какая прелесть! – воскликнула она с полным ртом.
– Вкусные, правда? – Мартин тепло улыбнулся, увидев ее сияющее лицо. – Эти сделаны с сыром «рикотта», а те – с луком и горохом. Давай, давай, бери еще.
Но Николь уже почти не слышала Мартина, увидев его улыбающимся, ей показалось, будто вся улица с огнями и музыкой, зрителями, всей процессией отошла на второй план и скрылась в тумане, превратившись в расплывшуюся точку где-то в дальнем уголке ее сознания. У нее перехватило дыхание.
Весь мир теперь материализовался в этом человеке, в его голосе и теплоте золотистых глаз, кажущихся бездонными, и девушка почувствовала, что еще немного, и она нырнет в них и поплывет далеко-далеко, по волнам прекраснейшего из морей пылких страстей.
Мэг права – она попала в самую точку: Николь смотрела на все не с того конца.
– Я ненавижу его! – заявила Николь, но сестра не раз журила ее, что в запальчивости она может наговорить массу глупостей и часто совершенно противоположное своим внутренним ощущениям.
У нее голова пошла кругом. Она стала судорожно пытаться сосредоточиться на совершенно новом восприятии фактов, как бы играть в «перевертыши».
Она не ненавидит Мартина, а любит его. Только с ним она впервые поняла, что такое настоящая любовь. Это же чувство полностью изменило жизнь и быт ее сестры, которая ради любимого бросила все и даже перебралась в чужую страну. Это очень хрупкое и в то же время сильное чувство, переворачивает все с ног на голову. Вместе с ним попадаешь в мир, где становятся ненужными некогда дорогие тебе ценности и убеждения, – мир, который с некоторых поглотил и ее, Николь, настолько, что способность мыслить рассудительно и рационально – ее недавняя гордость! – превратилась в ненужный хлам. Чувство, олицетворяющее радость и счастье жизни, теперь возымело безраздельную власть над всем.
Но, живя больше умом, чем сердцем, рассматривая все сквозь призму логики, да еще при своей зажатости и скованности, Николь не смогла разобраться в себе и понять, что же на самом деле произошло.
– Николь? – в недоумении окликнул ее Мартин.
«Боже, только бы он не спросил, что со мной, – всполошилась она. – Что я ему отвечу?!»
Теперь Николь ясно представляла, что у нее на душе. А Мартин? Как он относится к ней? Новые волнующие сомнения внесли необыкновенно живительную струю. Она больше не дрожала от прохлады вечера, наоборот, ее щеки пылали, и Николь молила Бога, чтобы в темноте Мартин не разглядел происшедших с ней перемен. И все же внутреннее напряжение, вызванное желанием физической близости, не отпускавшее ее ни на минуту, было настолько велико, что, ей казалось, они обязательно дойдут до него в виде исходящих от нее флюидов. Это уже случилось тогда, в среду, до того как она по собственной глупости порвала ту тончайшую связующую их ниточку. Но сейчас, когда Мартин полностью удовлетворил свое уязвленное самолюбие, уловит ли он их еще раз?
44 
